Текст песни Лиза Бронштейн - Песня о старом Хермеусе Море
Просмотров
70
0 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Лиза Бронштейн - Песня о старом Хермеусе Море, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
Песня о старом Хермеусе Море, бессмертной хранительнице Апокрифа и смертном, который ее любил (муз. Лиза Бронштейн, сл. Айрис Гамильтон)
У старого Хермы Моры улыбка как у кота.
О нем говорят, он - бездна, но глупость. Всего лишь мер.
Из кубка цедя суджамму, смеется: "Иди сюда.
Негоже, пройдя сквозь стражей, стыдливо стоять во тьме.
Внутри моей черной книги есть способ пойти назад,
Но только подумай, что же за сила тебя тут ждет?"
У старого Хермы Моры и вовсе не старый взгляд:
Насмешка и любопытство, - а голос тягуч, как мед.
Он ставит свой полный кубок на стопку сгоревших книг.
И кожа бела, как звезды, а волосы - будто тьма.
"Да ты, - поднялся даэдра, - храбр не по годам, старик.
Я знаю, зачем пришел ты. И знает она сама".
"Садовник Людей коварный, - вдохнув из последних сил,
Так гость ему отвечает, - воистину, стар и сед.
Я ран за все эти годы немало уж получил,
Но здесь мне пронзили сердце. Назад мне дороги нет".
Смеется Хермеус Мора, в зрачках его рваных - мрак,
Клубится, зияет, в путы затягивает умы.
"Ты слышал о нашем друге. Как звали его?.. Мирак?..
При нем мой родной Апокриф подобием стал тюрьмы.
Зато оглянись же нынче. Мой дом - словно дивный сад.
Его создала таким та, которую ищешь ты".
Старик опускает плечи, но ясный и смелый взгляд
Встречается с взглядом принца, исполненным пустоты.
"Да что же, а, старый Мора? Ты слушаешься ее?"
Даэдра кривит улыбку и снова берет бокал:
"Молчал бы ты, глупый смертный. Ты слышишь? Она идет.
Мой гость, безрассудно храбрый, да что же ты? Задрожал?"
...На ней золотое платье. А кожа - как будто снег.
И в ярких глазах когда-то знакомо клубится тьма.
Она так давно в Забвенье. Не мер и не человек.
И истинно: эту участь она избрала сама.
"Ну здравствуй, мой друг любезный, - смеется она с тоской. -
Какими судьбами, милый? Как стражу ты одолел?"
Хермеус садится в кресло, надменный, сухой, прямой,
Глотает свою суджамму... и вроде бы не у дел.
А гость забывает клятвы, не помнит простейших слов,
Сжимает костюм, промокший от пота и от крови.
Он думал, что к смерти точно за годы свои готов,
Но сердце, забыв о ране, заходится от любви.
Он помнит, как были вместе, насмешливы и юны,
Как пели в дороге песни и пили в трактирах мед,
Одними слыли из лучших, кто выбрался из Норы,
На краже пусть не поймают - и нету других забот.
Влюбился он, правда, позже. Когда, вытирая кровь
С усталых эльфийских пальцев, он клялся хранить в пути.
Она была Довакином - какая уж тут любовь.
Тут время и место выспаться не так уж легко найти.
На мертвом, сухом Солстейме Хермеус за ней пришел.
А может, она вернулась... Да, впрочем, уже плевать.
Он ей дал Вселенной мудрость, в Апокриф ее привел,
Заставил хотеть вернуться. Заставил пообещать.
Ах, старый Хермеус Мора. Прекрасен, как снежный эльф.
О нем говорят, он бездна... Но, видимо, не всегда.
"Мой друг, у меня подарок, - он шепчет. - Простая смерть.
Болтают, она - награда для тех, чьи ушли года".
"Постой, - его просят тихо. - Позволь мне ему сказать..."
И старый Хермеус Мора склоняется как-то вбок.
"Ах что за привычка право - всех смертников целовать
В холодный, сухой, неровный, практически мертвый лоб?"
В глаза ей не смотрит путник - они не ее теперь.
Она, улыбаясь слабо, касаясь седых волос,
Бормочет: "Ах, хочешь, верь мне, а хочешь, совсем не верь,
Но смертной еще немало теряла я горьких слез.
Я думала, что заметишь, ведь в Рифтене рядом - храм...
Мечтала, как сила Мары нас свяжет с тобой навек.
Но ты был как рыжий ветер. Подобен был всем ветрам,
Сметающим то, что слабо. Мой ветреный человек".
"Прощай, - он с тоскою шепчет. - Прощай, да хранят тебя..."
Слова его замирают, и губы так ледяны...
Густая тень книжных залов сгущается и, клубясь,
Его забирает в недра какой-то иной страны.
У старого Хермы Моры улыбки не может быть.
Он просто густая бездна с десятками тысяч глаз.
"Ты что же, - он громко тянет, - все помнишь, что есть - любить?"
"Я помнила, принц, когда-то. Когда-то.
Но не сейчас".
У старого Хермы Моры улыбка как у кота.
О нем говорят, он - бездна, но глупость. Всего лишь мер.
Из кубка цедя суджамму, смеется: "Иди сюда.
Негоже, пройдя сквозь стражей, стыдливо стоять во тьме.
Внутри моей черной книги есть способ пойти назад,
Но только подумай, что же за сила тебя тут ждет?"
У старого Хермы Моры и вовсе не старый взгляд:
Насмешка и любопытство, - а голос тягуч, как мед.
Он ставит свой полный кубок на стопку сгоревших книг.
И кожа бела, как звезды, а волосы - будто тьма.
"Да ты, - поднялся даэдра, - храбр не по годам, старик.
Я знаю, зачем пришел ты. И знает она сама".
"Садовник Людей коварный, - вдохнув из последних сил,
Так гость ему отвечает, - воистину, стар и сед.
Я ран за все эти годы немало уж получил,
Но здесь мне пронзили сердце. Назад мне дороги нет".
Смеется Хермеус Мора, в зрачках его рваных - мрак,
Клубится, зияет, в путы затягивает умы.
"Ты слышал о нашем друге. Как звали его?.. Мирак?..
При нем мой родной Апокриф подобием стал тюрьмы.
Зато оглянись же нынче. Мой дом - словно дивный сад.
Его создала таким та, которую ищешь ты".
Старик опускает плечи, но ясный и смелый взгляд
Встречается с взглядом принца, исполненным пустоты.
"Да что же, а, старый Мора? Ты слушаешься ее?"
Даэдра кривит улыбку и снова берет бокал:
"Молчал бы ты, глупый смертный. Ты слышишь? Она идет.
Мой гость, безрассудно храбрый, да что же ты? Задрожал?"
...На ней золотое платье. А кожа - как будто снег.
И в ярких глазах когда-то знакомо клубится тьма.
Она так давно в Забвенье. Не мер и не человек.
И истинно: эту участь она избрала сама.
"Ну здравствуй, мой друг любезный, - смеется она с тоской. -
Какими судьбами, милый? Как стражу ты одолел?"
Хермеус садится в кресло, надменный, сухой, прямой,
Глотает свою суджамму... и вроде бы не у дел.
А гость забывает клятвы, не помнит простейших слов,
Сжимает костюм, промокший от пота и от крови.
Он думал, что к смерти точно за годы свои готов,
Но сердце, забыв о ране, заходится от любви.
Он помнит, как были вместе, насмешливы и юны,
Как пели в дороге песни и пили в трактирах мед,
Одними слыли из лучших, кто выбрался из Норы,
На краже пусть не поймают - и нету других забот.
Влюбился он, правда, позже. Когда, вытирая кровь
С усталых эльфийских пальцев, он клялся хранить в пути.
Она была Довакином - какая уж тут любовь.
Тут время и место выспаться не так уж легко найти.
На мертвом, сухом Солстейме Хермеус за ней пришел.
А может, она вернулась... Да, впрочем, уже плевать.
Он ей дал Вселенной мудрость, в Апокриф ее привел,
Заставил хотеть вернуться. Заставил пообещать.
Ах, старый Хермеус Мора. Прекрасен, как снежный эльф.
О нем говорят, он бездна... Но, видимо, не всегда.
"Мой друг, у меня подарок, - он шепчет. - Простая смерть.
Болтают, она - награда для тех, чьи ушли года".
"Постой, - его просят тихо. - Позволь мне ему сказать..."
И старый Хермеус Мора склоняется как-то вбок.
"Ах что за привычка право - всех смертников целовать
В холодный, сухой, неровный, практически мертвый лоб?"
В глаза ей не смотрит путник - они не ее теперь.
Она, улыбаясь слабо, касаясь седых волос,
Бормочет: "Ах, хочешь, верь мне, а хочешь, совсем не верь,
Но смертной еще немало теряла я горьких слез.
Я думала, что заметишь, ведь в Рифтене рядом - храм...
Мечтала, как сила Мары нас свяжет с тобой навек.
Но ты был как рыжий ветер. Подобен был всем ветрам,
Сметающим то, что слабо. Мой ветреный человек".
"Прощай, - он с тоскою шепчет. - Прощай, да хранят тебя..."
Слова его замирают, и губы так ледяны...
Густая тень книжных залов сгущается и, клубясь,
Его забирает в недра какой-то иной страны.
У старого Хермы Моры улыбки не может быть.
Он просто густая бездна с десятками тысяч глаз.
"Ты что же, - он громко тянет, - все помнишь, что есть - любить?"
"Я помнила, принц, когда-то. Когда-то.
Но не сейчас".
A song about the old Hermeus More, the immortal keeper of the Apocrypha and the mortal who loved her (music. Lisa Bronstein, lyrics. Iris Hamilton)
Old Herma Mora has a cat-like smile.
They say about him, he is an abyss, but stupidity. Just measures.
From the cup of sudjamma, laughing: "Come here.
It is unbecoming, passing through the guards, shamefully standing in the darkness.
There's a way to go back inside my black book
But just think, what kind of power is waiting for you here? "
The old Herma Mora is not at all an old look:
Ridicule and curiosity - and the voice is bored, like honey.
He puts his full cup on a pile of burnt books.
And the skin is white like stars, and the hair is like darkness.
"Yes, you," the daedra rose, "brave beyond his years, old man.
I know why you came. And she knows herself. "
"The Gardener of the People is treacherous, - breathing with the last of his strength,
So the guest responds to him - truly, old and gray.
I have gotten wounds for all these years,
But here my heart pierced. Back there is no way for me. "
Laughs Hermeus Mora, in the pupils of his torn - darkness,
Curls, gapes, in fetters pulls minds.
"Have you heard of our friend. What was his name? .. Mirac? ..
With him, my native Apocrypha became like a prison.
But look back now. My home is like a wonderful garden.
He created it so that you are looking for. "
The old man lowers his shoulders, but a clear and bold look
Meets the prince’s gaze filled with emptiness.
"Oh, well, old Maura? Do you obey her?"
Daedra twists a smile and again takes the glass:
“Would you be silent, stupid mortal. Do you hear? She goes.
My guest, recklessly brave, what are you? Shook? "
... She is wearing a golden dress. And the skin - as if the snow.
And in the bright eyes of the once familiar darkness curls.
She is so long in Oblivion. Not measures and not people.
And truly: she chose this fate herself.
“Well hello, my dear friend,” she laughs with longing.
What fate, dear? How have you guarded the guard? "
Hermeus sits in a chair, haughty, dry, straight,
Swallows his sudzhammu ... and seemingly out of work.
And the guest forgets the oath, does not remember the simplest words,
He squeezes his suit, drenched in sweat and blood.
He thought he was ready for death for his years,
But the heart, forgetting about the wound, comes from love.
He remembers how they were together, mocking and young,
How they sang songs on the road and drank honey in taverns,
Some of them were from the best who got out of the Nora
Let no one be caught stealing - and there are no other worries.
True, he fell in love later. When wiping blood
With tired elven fingers, he vowed to keep on the go.
She was Dovakin - what kind of love is there?
Here the time and place to sleep is not so easy to find.
On the dead, dry Salstheim Hermeus came after her.
Or maybe she returned ... Yes, by the way, do not care.
He gave her the universe wisdom, led her to Apocrypha,
Made want to return. Made promise.
Ah, the old Hermeus Mora. Beautiful as a snow elf.
They say about him, he is an abyss ... But, apparently, not always.
"My friend, I have a gift," he whispers. "Simple death."
They say she is a reward for those whose years have passed. "
"Wait, they ask him quietly. Let me tell him ..."
And the old Hermeus Mora is leaning somehow sideways.
"Oh, what's the habit of the right - all the death
In a cold, dry, uneven, almost dead forehead? "
The traveler does not look into her eyes - they are not hers now.
She, smiling faintly, touching gray hair,
Mumbles: "Oh, you want, trust me, but you want, do not believe at all,
But the mortal still lost a lot of bitter tears.
I thought you would notice, because in Riften there is a temple nearby ...
Dreamed how the power of Mary will connect us with you forever.
But you were like a red wind. It was like all winds,
Sweeping away what is weak. My windy man. "
“Farewell,” he whispers with longing. “Farewell, bless you ...”
His words freeze, and his lips are so icy ...
The dense shadow of the book halls thickens and, curling,
He takes it into the depths of some other country.
The old Herma Mora cannot have a smile.
He is just a thick abyss with tens of thousands of eyes.
"What are you, - he loudly pulls, - all you remember, that there is - to love?"
"I remembered, prince, once. Once upon a time.
But not now".
Old Herma Mora has a cat-like smile.
They say about him, he is an abyss, but stupidity. Just measures.
From the cup of sudjamma, laughing: "Come here.
It is unbecoming, passing through the guards, shamefully standing in the darkness.
There's a way to go back inside my black book
But just think, what kind of power is waiting for you here? "
The old Herma Mora is not at all an old look:
Ridicule and curiosity - and the voice is bored, like honey.
He puts his full cup on a pile of burnt books.
And the skin is white like stars, and the hair is like darkness.
"Yes, you," the daedra rose, "brave beyond his years, old man.
I know why you came. And she knows herself. "
"The Gardener of the People is treacherous, - breathing with the last of his strength,
So the guest responds to him - truly, old and gray.
I have gotten wounds for all these years,
But here my heart pierced. Back there is no way for me. "
Laughs Hermeus Mora, in the pupils of his torn - darkness,
Curls, gapes, in fetters pulls minds.
"Have you heard of our friend. What was his name? .. Mirac? ..
With him, my native Apocrypha became like a prison.
But look back now. My home is like a wonderful garden.
He created it so that you are looking for. "
The old man lowers his shoulders, but a clear and bold look
Meets the prince’s gaze filled with emptiness.
"Oh, well, old Maura? Do you obey her?"
Daedra twists a smile and again takes the glass:
“Would you be silent, stupid mortal. Do you hear? She goes.
My guest, recklessly brave, what are you? Shook? "
... She is wearing a golden dress. And the skin - as if the snow.
And in the bright eyes of the once familiar darkness curls.
She is so long in Oblivion. Not measures and not people.
And truly: she chose this fate herself.
“Well hello, my dear friend,” she laughs with longing.
What fate, dear? How have you guarded the guard? "
Hermeus sits in a chair, haughty, dry, straight,
Swallows his sudzhammu ... and seemingly out of work.
And the guest forgets the oath, does not remember the simplest words,
He squeezes his suit, drenched in sweat and blood.
He thought he was ready for death for his years,
But the heart, forgetting about the wound, comes from love.
He remembers how they were together, mocking and young,
How they sang songs on the road and drank honey in taverns,
Some of them were from the best who got out of the Nora
Let no one be caught stealing - and there are no other worries.
True, he fell in love later. When wiping blood
With tired elven fingers, he vowed to keep on the go.
She was Dovakin - what kind of love is there?
Here the time and place to sleep is not so easy to find.
On the dead, dry Salstheim Hermeus came after her.
Or maybe she returned ... Yes, by the way, do not care.
He gave her the universe wisdom, led her to Apocrypha,
Made want to return. Made promise.
Ah, the old Hermeus Mora. Beautiful as a snow elf.
They say about him, he is an abyss ... But, apparently, not always.
"My friend, I have a gift," he whispers. "Simple death."
They say she is a reward for those whose years have passed. "
"Wait, they ask him quietly. Let me tell him ..."
And the old Hermeus Mora is leaning somehow sideways.
"Oh, what's the habit of the right - all the death
In a cold, dry, uneven, almost dead forehead? "
The traveler does not look into her eyes - they are not hers now.
She, smiling faintly, touching gray hair,
Mumbles: "Oh, you want, trust me, but you want, do not believe at all,
But the mortal still lost a lot of bitter tears.
I thought you would notice, because in Riften there is a temple nearby ...
Dreamed how the power of Mary will connect us with you forever.
But you were like a red wind. It was like all winds,
Sweeping away what is weak. My windy man. "
“Farewell,” he whispers with longing. “Farewell, bless you ...”
His words freeze, and his lips are so icy ...
The dense shadow of the book halls thickens and, curling,
He takes it into the depths of some other country.
The old Herma Mora cannot have a smile.
He is just a thick abyss with tens of thousands of eyes.
"What are you, - he loudly pulls, - all you remember, that there is - to love?"
"I remembered, prince, once. Once upon a time.
But not now".