"Речь пойдет о "Чаконе"/.../Ре-минор. Это о смерти. Бах потерял Марию-Барбару и двоих детей. А он любил ее и любил их. Это написано о смерти. Прислушайтесь к неумолимости, неотвратимости судьбы. Ведь все мы умрем. И попробуйте услышать, как он вот здесь, в первой части, меняет регистр, использует квадрупль для создания иллюзии нескольких скрипок, ведущих диалог друг с другом. Они создают то многоголосие, которое звучит в каждом человеке, во всех нас. Некоторые из этих голосов примут смерть, другие - нет. А теперь начинается длинный пассаж арпеджио, стремительный пассаж, ощущение концентрации энергии усиливается за счет движения по трем или четырем струнам, вы слышите? Можно поклясться, что звучит, по меньшей мере, три скрипки./.../ "Чакона", может быть, это некая текучая, умножающаяся тональная действительность, которой никогда не будет конца. /.../ Тоска по Божественному. По тому, чего никогда не сможет вместить физическая форма./.../ Вторая часть в мажоре. Милосердная. Глубокое горе./.../ Послушайте-ка: утешение звучит почти торжествующе. Он заставляет скрипку звучать как трубы. Вот здесь, на сто шестьдесят пятом такте, он усиливает эффект фанфар тем, что в затакте к двудольному такту играет третьим пальцем на струне ре и одновременно играет на открытой струне ля. Тем самым обертоны ля усиливаются. Послушайте, это продолжается до сто семьдесят седьмого такта. Здесь начинается тихая, глубокая радость. С множеством пауз, создающих чувство меланхолии. Он примирился со смертью. И кажется, что уже все. Но это не все. Нечто большее ожидается впереди. С двести первого такта ввысь начинает подниматься космический корабль. Вторая часть заканчивается пассажами арпеджио, как и первая часть. А теперь послушайте начало третьей части.
Мы снова в тональности ре-минор. Это тот же аккорд, который Брамс использует в своем первом концерте для фортепьяно, во вступительной теме. "Чакона" преломляется через всю классическую музыку. Мы приближаемся к двести двадцать девятому такту, где Бах использует бариолаж, он балансирует между открытой струной ля и возникающими на струне ре звуками. Одновременно слезы и мощь. Возвращается смерть из первой части, но теперь в свете утешения, и торжества, и успокоения сердца из второй части. Это музыка, которая вырывается из помещения. Это такой способ жить, когда смерть все время рядом, и тем не менее всегда много сил, энергии и сострадания. Послушайте вот это: начиная с двести сорок первого такта и дальше. Это сама смерть, просветленная сознанием. Бах не просто говорит, что можно пройти с открытыми глазами через смерть. он сам это делает - в своей музыке делает это. В чем тут секрет? Вот это я и хотел спросить." (Питер Хёг "Тишина")
"It's about Chaconne /.../ D minor. It's about death. Bach lost Maria Barbara and two children. And he loved her and loved them. It's written about death. Listen to the inexorability, inevitability of fate. we’ll all die, and try to hear how he, here in the first part, changes the case, uses the quadruple to create the illusion of several violins that lead a dialogue with each other.They create the polyphony that sounds in every person, in all of us. of these voices, death will be accepted, others not. And now begins the long passage of arpeggio, art. a voluminous passage, a sense of energy concentration is enhanced by movement along three or four strings, do you hear? You can swear that at least three violins sound ./.../ "Chaconne", maybe it's some kind of fluid, multiplying tonal a reality that will never end. /.../ Longing for the Divine. For that which the physical form can never accommodate ./.../ The second movement in major. Merciful. Deep grief ./.../ Listen- ka: consolation sounds almost triumphant. It makes the violin sound like trumpets. Here, at a hundred and sixty-fifth measure, it enhances the fanfare effect by playing the third finger on the d string with the third finger and simultaneously playing the open string a. Thus, the overtones are amplified. Listen, this goes on until one hundred and seventy-seventh measure. Here begins a quiet, deep joy. With many pauses creating a feeling of melancholy. He was reconciled to death. And it seems that that's all. But that's not all. More is to come. With a two hundred and first measure, a spaceship begins to rise. The second part ends with arpeggio passages, as well as the first part. Now listen to the beginning of the third part.
We are again in the key of D minor. This is the same chord that Brahms uses in his first piano concerto, in the opening theme. "Chaconne" is refracted through all the classical music. We approach the two hundred and twenty-ninth measure, where Bach uses bariage, it balances between the open string A and the sounds that appear on the string. At the same time tears and power. Death is returning from the first part, but now in the light of comfort, and triumph, and the calming of the heart from the second part. This is music that breaks out of the room. This is such a way to live when death is always near, and yet there is always a lot of strength, energy and compassion. Listen to this: starting at two hundred and forty-first measures and beyond. This is death itself, enlightened by consciousness. Bach does not just say that one can go through death with open eyes. he does it himself - in his music he does it. What is the secret? This is what I wanted to ask. "(Peter Hegg" Silence ")