Ее глаза чернее неба зимою
А руки тонки, словно ласточки крылья
И голос звонкий, как стекло ледяное;
Она идет – и не касается пыли…
Она глядит на меня –
И взгляд как солнце горит
Она кричит - убегай!
А я ей шепчу – погоди…
И дни летят серой пеленой;
Жизнь пуста – без нее одной;
Жизнь идет, как в глухом плену -
Тень чужая крадется по сну…
Я мчался бешено по мерзлой дороге
Шварцкольм уж близко, свечи в кирхе сверкают
Но снова мельница – стою на пороге
В моей душе надежда вмиг умирает.
Магистр смеется опять –
Черно его колдовство;
Ты можешь вечно бежать –
Но снова встретишь его!
Другого не было нам пути –
Лишь ей самой к колдуну прийти,
Узнать меня без имен и лиц,
Средь других, обращенных в птиц!
В обличье воронов теснились мы вместе;
Она вошла – звездою с неба упала;
Я пятым был на том проклятом насесте;
Она смотрела – только не узнавала!
Магистр смеялся над ней:
«Ну хоть кого укажи!
Но ошибиться не смей –
Тогда отдашь свою жизнь!»
Магистр смеялся - она рыдала.
И той же ночью ее не стало
На омута илистом дне уснула
И лед обратился ей в одеяло.
Ее глаза чернее неба зимою
А руки тонки, словно ласточки крылья
И голос звонкий, как стекло ледяное;
Она идет – и не касается пыли…
Она глядит на меня –
И взгляд как солнце горит
Она кричит - убегай!
А я ей шепчу – погоди…
И дни летят серой пеленой;
Жизнь пуста – без нее одной;
Жизнь идет, как в глухом плену -
Тень чужая крадется по сну…
Я мчался бешено по мерзлой дороге
Шварцкольм уж близко, свечи в кирхе сверкают
Но снова мельница – стою на пороге
В моей душе надежда вмиг умирает.
Магистр смеется опять –
Черно его колдовство;
Ты можешь вечно бежать –
Но снова встретишь его!
Другого не было нам пути –
Лишь ей самой к колдуну прийти,
Узнать меня без имен и лиц,
Средь других, обращенных в птиц!
В обличье воронов теснились мы вместе;
Она вошла – звездою с неба упала;
Я пятым был на том проклятом насесте;
Она смотрела – только не узнавала!
Магистр смеялся над ней:
«Ну хоть кого укажи!
Но ошибиться не смей –
Тогда отдашь свою жизнь!»
Магистр смеялся - она рыдала.
И той же ночью ее не стало
На омута илистом дне уснула
И лед обратился ей в одеяло.