В рабы возьми меня старуха-печь.
Бросай в дрова стихотворенье смело
и не гляди, куда уходит речь,
куда оно само того хотело.
Не возмещай ущербу моему,
какую есть не долгую утрату
прошедшей ночи, полную луну,
моё сокровище, мою награду.
Что было там за ночью, за луной:
июля день не восходил девятый,
сияло в небе юною звездой
стихотворенье о числе десятом.
Девятый день июля не всходил –
перо моё к десятому спешило.
Хоть по стихи в степь за полночь ходил,
в больном уме ничто не изменило.
Что было дале: ночь, июль, темно.
В окне горела лампа и трудилась,
где разливали кислое вино
и черт-те что в умах людей творилось.
Я не о них, они давно пьяны,
им не нужны стихи, им надо драки.
Они во внучку деда влюблены,
пьют горячо и лают, как собаки.
Я о луне девятого числа,
что окликала слово молодое.
Куда б не завернула и не шла,
хоть за огнём, за хлебом, за водою,
за нею соглядатай вёл дозор
десятое число. Я это видел.
Как совершалось тою ночью зло,
как чёрт увёл луну в свою обитель.
«Луна живи же в тереме моём,
коль в чайхане девятого июля,
нет, силы жить. Владей моим столом,
бумагою, пером, кроватью, стулом».
Я не гляжу, что происходит там
за гранью смысла, чего знать не надо.
Я безразлично отношусь к листам,
как к торжествам и к праздничным нарядам.
Девятой ночи смуглая луна
в зрачок упёрлась и слезою стала.
Без друга, без подруг, всю жизнь одна.
Была, жила, любила и страдала.
Ты знаешь печь, как тяжело луне
в галактике. Ей тоже одиноко
должно быть, как сейчас тебе и мне.
Уже заря к нам просится с востока.
Ушла в слезу – навеки, навсегда.
Печь тупо смотрит, недопонимает.
Так я писал десятого числа
(и если память мне не изменяет).
10 июля 2002 года
Чапаевск
In slaves take me an old woman-oven.
Throw in firewood poems boldly
And do not look, where it is speech
Where it wanted it.
Do not compensate for my damage,
What is not a long loss
last night, full moon,
My treasure, my award.
What was there for the night, behind the moon:
July day did not appreciate the ninth,
shined in the sky a young star
poem about the number of tenth.
The ninth day of July did not boast -
Pen my tenth hurried.
Though poems in the steppe for midnight walked,
In a sore, nothing has changed.
What was given: night, July, dark.
In the window burned the lamp and worked,
where spilled sour wine
And the damn that in the minds of the people was going on.
I'm not about them, they have long been drunk,
They do not need poems, they need fights.
They are in love with granddaughter,
Drink hot and bark like dogs.
I'm about the moon of the ninth number,
What duck the word young.
Where b did not wrapped and did not go,
Though behind the fire, for bread, for water,
Behind her, I am breeding
tenth. I saw it.
As I was committed at night evil,
How Dami took the moon in his abode.
"My moon is my temma,
Kohl in the Tshayan of the ninth of July
No, the forces to live. Hlad by my table
paper, pen, bed, stool.
I do not look out what happens there
Beyond the meaning of what is not necessary to know.
I am indifferent to leafs,
As for celebrations and to festive outfits.
Ninth night dim moon
In the pupil stood and the tear became.
Without a friend, without girlfriends, one is alone.
Was, lived, loved and suffered.
You know the oven, how hard moon
In the galaxy. She is also lonely
Must be, as you now and me.
Already dawn to us asks from the east.
I went to the tear - forever, forever.
The oven stupidly looks, does not understand.
So I wrote the tenth number
(And if the memory does not change me).
July 10, 2002
Chapaevsk