Текст песни Качан В. - Дневник прапорщика Смирнова
Просмотров
636
1 чел. считают текст песни верным
0 чел. считают текст песни неверным
Для вашего ознакомления предоставлен текст песни Качан В. - Дневник прапорщика Смирнова, а еще перевод песни с видео или клипом. Также вы можете прослушать песню онлайн
ДНЕВНИК ПРАПОРЩИКА СМИРНОВА
Музыка Владимира Качана
Стихи Леонида Филатова
Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,
Ты глядела в то утро на меня одного.
Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,
Я купил тебе пряник в форме сердца мово.
Музыканты играли невозможное танго,
И седой молдаванин нам вина подливал.
Помню, я наклонился и шепнул тебе: "Танька..."
Вот и все, что в то утро я тебе прошептал.
... А бежал я из Крыма, и татарин Ахметка
Дал мне женскую кофту и отправил в Стамбул,
А в Стамбуле, опять же, - ипподром да рулетка, -
Проигрался вчистую и ремень подтянул.
Содержатель кофейни, полюбовник Нинэли, -
Малый, тоже из русских, - дал мне дельный совет:
"Уезжай из Стамбула. Говорят, что в Марселе
Полмильона с России, я узнал из газет".
И приплыл я в багажном в той Ахметкиной кофте,
Как последнюю память, твое фото храня.
Это фото я выкрал у фотографа Кости,
Это фото в скитаньях утешало меня.
Помню, ночью осенней я вскрывал себе вены,
Подобрал меня русский бывший штабс-капитан.
А в июне в Марселе Бог послал мне Елену,
И была она родом из мадьярских цыган.
Она пела романсы и страдала чахоткой,
И неслышно угасла среди белого дня.
И была она умной, и была она доброй,
Говорила по-русски, и жалела меня.
Я уехал на север, я добрался до Польши,
И на пристани в Гданьске, замерзая в снегу,
Я почувствовал, Танька, не могу я так больше,
Не могу я так больше, больше так не могу.
Мы же русские, Танька! Мы приходим обратно,
Мы встаем на колени, нам иначе нельзя,
Мы же русские, Танька! Дураки и паскуды,
Проститутки и воры, шулера и князья.
Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,
Ты глядела в то утро на меня одного.
Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,
Я купил тебе пряник в форме сердца мово.
Музыканты играли невозможное танго,
И седой молдаванин нам вина подливал.
Помню, я наклонился и шепнул тебе: "Танька..."
Вот и все, что в то утро я тебе прошептал.
1967
Антология бардовской песни. Автор-составитель Р. Шипов - М.: Изд-во Эксмо, 2006
Песня стала "дворовой", в передаче "В нашу гавань заходили корабли" - в бытность ее еще радиопередачей, до выхода на ТВ - ее исполнял поэт Валентин Берестов как песню неизвестного автора - тогда же он упомянул, что Леонида Филатова называли ее автором, но точных данных у Берестова не было.
Музыка Владимира Качана
Стихи Леонида Филатова
Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,
Ты глядела в то утро на меня одного.
Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,
Я купил тебе пряник в форме сердца мово.
Музыканты играли невозможное танго,
И седой молдаванин нам вина подливал.
Помню, я наклонился и шепнул тебе: "Танька..."
Вот и все, что в то утро я тебе прошептал.
... А бежал я из Крыма, и татарин Ахметка
Дал мне женскую кофту и отправил в Стамбул,
А в Стамбуле, опять же, - ипподром да рулетка, -
Проигрался вчистую и ремень подтянул.
Содержатель кофейни, полюбовник Нинэли, -
Малый, тоже из русских, - дал мне дельный совет:
"Уезжай из Стамбула. Говорят, что в Марселе
Полмильона с России, я узнал из газет".
И приплыл я в багажном в той Ахметкиной кофте,
Как последнюю память, твое фото храня.
Это фото я выкрал у фотографа Кости,
Это фото в скитаньях утешало меня.
Помню, ночью осенней я вскрывал себе вены,
Подобрал меня русский бывший штабс-капитан.
А в июне в Марселе Бог послал мне Елену,
И была она родом из мадьярских цыган.
Она пела романсы и страдала чахоткой,
И неслышно угасла среди белого дня.
И была она умной, и была она доброй,
Говорила по-русски, и жалела меня.
Я уехал на север, я добрался до Польши,
И на пристани в Гданьске, замерзая в снегу,
Я почувствовал, Танька, не могу я так больше,
Не могу я так больше, больше так не могу.
Мы же русские, Танька! Мы приходим обратно,
Мы встаем на колени, нам иначе нельзя,
Мы же русские, Танька! Дураки и паскуды,
Проститутки и воры, шулера и князья.
Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,
Ты глядела в то утро на меня одного.
Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,
Я купил тебе пряник в форме сердца мово.
Музыканты играли невозможное танго,
И седой молдаванин нам вина подливал.
Помню, я наклонился и шепнул тебе: "Танька..."
Вот и все, что в то утро я тебе прошептал.
1967
Антология бардовской песни. Автор-составитель Р. Шипов - М.: Изд-во Эксмо, 2006
Песня стала "дворовой", в передаче "В нашу гавань заходили корабли" - в бытность ее еще радиопередачей, до выхода на ТВ - ее исполнял поэт Валентин Берестов как песню неизвестного автора - тогда же он упомянул, что Леонида Филатова называли ее автором, но точных данных у Берестова не было.
THE DIARY OF THE WARRANTOR SMIRNOV
Music by Vladimir Kachan
Poems Leonid Filatov
We staggered at Easter in Moscow for the church,
You looked at me alone that morning.
I remember in Goldstein's shop I spent the hell,
I bought you a gingerbread heart-shaped gingerbread.
The musicians played the impossible tango,
And the gray-haired Moldavian poured wine for us.
I remember, I leaned over and whispered to you: "Tanya ..."
That's all I whispered to you that morning.
... And I fled from the Crimea, and Tatar Ahmetka
He gave me a women's sweater and sent me to Istanbul,
And in Istanbul, again, the hippodrome and the tape measure,
Lost and cleaned the belt pulled.
The owner of the coffee house, Ninelie's lover, -
Small, also from Russian, - gave me practical advice:
"Leave Istanbul. They say that in Marseille
Half a million from Russia, I learned from the newspapers. "
And I sailed in the luggage in the Akhmetkina jacket,
As the last memory, storing your photo.
This photo I stole from photographer Bones,
This photo in wanderings comforted me.
I remember, on an autumn night, I opened my veins,
I was picked up by a Russian former headquarters captain.
And in June in Marseilles, God sent me Helen,
And she was a native of the Magyar gypsies.
She sang romances and suffered from consumption
And quietly faded away in broad daylight.
And she was smart, and she was kind,
She spoke in Russian, and pitied me.
I went north, I got to Poland,
And on the dock in Gdansk, freezing in the snow,
I felt, Tanya, I can not more
I can't do this anymore, I can't do this anymore.
We are Russian, Tanka! We come back,
We kneel, we cannot otherwise
We are Russian, Tanka! Fools and paskudy,
Prostitutes and thieves, cheaters and princes.
We staggered at Easter in Moscow for the church,
You looked at me alone that morning.
I remember in Goldstein's shop I spent the hell,
I bought you a gingerbread heart-shaped gingerbread.
The musicians played the impossible tango,
And the gray-haired Moldavian poured wine for us.
I remember, I leaned over and whispered to you: "Tanya ..."
That's all I whispered to you that morning.
1967
Anthology of bard songs. Compiled by R. Shipov - M .: Izd-vo Eksmo, 2006
The song became "yard", in the program "Ships entered our harbor" - when it was still a radio program, before being released on TV - it was performed by the poet Valentin Berestov as a song by an unknown author - then he mentioned that Leonid Filatov was called its author, but Berestov did not have exact data.
Music by Vladimir Kachan
Poems Leonid Filatov
We staggered at Easter in Moscow for the church,
You looked at me alone that morning.
I remember in Goldstein's shop I spent the hell,
I bought you a gingerbread heart-shaped gingerbread.
The musicians played the impossible tango,
And the gray-haired Moldavian poured wine for us.
I remember, I leaned over and whispered to you: "Tanya ..."
That's all I whispered to you that morning.
... And I fled from the Crimea, and Tatar Ahmetka
He gave me a women's sweater and sent me to Istanbul,
And in Istanbul, again, the hippodrome and the tape measure,
Lost and cleaned the belt pulled.
The owner of the coffee house, Ninelie's lover, -
Small, also from Russian, - gave me practical advice:
"Leave Istanbul. They say that in Marseille
Half a million from Russia, I learned from the newspapers. "
And I sailed in the luggage in the Akhmetkina jacket,
As the last memory, storing your photo.
This photo I stole from photographer Bones,
This photo in wanderings comforted me.
I remember, on an autumn night, I opened my veins,
I was picked up by a Russian former headquarters captain.
And in June in Marseilles, God sent me Helen,
And she was a native of the Magyar gypsies.
She sang romances and suffered from consumption
And quietly faded away in broad daylight.
And she was smart, and she was kind,
She spoke in Russian, and pitied me.
I went north, I got to Poland,
And on the dock in Gdansk, freezing in the snow,
I felt, Tanya, I can not more
I can't do this anymore, I can't do this anymore.
We are Russian, Tanka! We come back,
We kneel, we cannot otherwise
We are Russian, Tanka! Fools and paskudy,
Prostitutes and thieves, cheaters and princes.
We staggered at Easter in Moscow for the church,
You looked at me alone that morning.
I remember in Goldstein's shop I spent the hell,
I bought you a gingerbread heart-shaped gingerbread.
The musicians played the impossible tango,
And the gray-haired Moldavian poured wine for us.
I remember, I leaned over and whispered to you: "Tanya ..."
That's all I whispered to you that morning.
1967
Anthology of bard songs. Compiled by R. Shipov - M .: Izd-vo Eksmo, 2006
The song became "yard", in the program "Ships entered our harbor" - when it was still a radio program, before being released on TV - it was performed by the poet Valentin Berestov as a song by an unknown author - then he mentioned that Leonid Filatov was called its author, but Berestov did not have exact data.