Lyrics фридрих ницше - так говорил заратустра - Часть 2. Танцевальная песнь.
Views
37
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference фридрих ницше - так говорил заратустра - Часть 2. Танцевальная песнь., and also a translation of a song with a video or clip.
В твои глаза заглянул я недавно, о жизнь! И мне
показалось, что я погружаюсь в непостижимое.
Но ты вытащила меня золотою удочкой; насмешливо смеялась
ты, когда я тебя называл непостижимой.
"Так говорят все рыбы, -- отвечала ты, -- чего не
постигают они, то и непостижимо.
Но я только изменчива и дика, и во всем я женщина, и
притом недобродетельная:
Хотя я называюсь у вас, мужчин, "глубиною" или
"верностью", "вечностью", "тайною".
Но вы, мужчины, одаряете нас всегда собственными
добродетелями -- ах, вы, добродетельные!"
Так смеялась она, невероятная; но никогда не верю я ей и
смеху ее, когда она дурно говорит о себе самой.
И когда я с глазу на глаз говорил со своей дикой
мудростью, она сказала мне с гневом: "Ты желаешь, ты жаждешь,
ты любишь, потому только ты и хвалишь жизнь!"
Чуть было зло не ответил я ей и не сказал правды ей,
рассерженной; и нельзя злее ответить, как "сказав правду" своей
мудрости.
Так обстоит дело между нами тремя. От всего сердца люблю я
только жизнь -- и поистине, всего больше тогда, когда я
ненавижу ее!
Но если я люблю мудрость и часто слишком люблю ее, то
потому, что она очень напоминает мне жизнь!
У ней ее глаза, ее смех и даже ее золотая удочка -- чем же
я виноват, что они так похожи одна на другую?
И когда однажды жизнь спросила меня: что такое мудрость?
-- я с жаром ответил: "О, да! мудрость!
Ее алчут и не насыщаются, смотрят сквозь покровы и ловят
сетью.
Красива ли она? Почем я знаю! Но и самые старые карпы еще
идут на приманки ее.
Изменчива она и упряма; часто я видел, как кусала она себе
губы и путала гребнем свои волосы.
Быть может, она зла и лукава, и во всем она женщина; но
когда она дурно говорит о себе самой, тогда именно увлекает она
всего больше".
И когда я сказал это жизни, она зло улыбнулась и закрыла
глаза. "О ком же говоришь ты? -- спросила она. -- Не обо мне
ли?
И если даже ты прав, можно ли говорить это мне
прямо в лицо! Но теперь скажи мне о своей мудрости!"
Ах, ты опять раскрыла глаза свои, о жизнь возлюбленная! И
мне показалось, что я опять погружаюсь в непостижимое.
Так пел Заратустра. Но когда пляска кончилась и девушки
ушли, он сделался печален.
"Солнце давно уже село, -- сказал он наконец, -- луг стал
сырым, от лесов веет прохладой.
Что-то неведомое окружает меня и задумчиво смотрит. Как!
Ты жив еще, Заратустра?
Почему? Зачем? Для чего? Куда? Где? Как? Разве не безумие
-- жить еще? --
Ах, друзья мои, это вечер вопрошает во мне. Простите мне
мою печаль!
Вечер настал: простите мне, что вечер настал!"
Так говорил Заратустра.
показалось, что я погружаюсь в непостижимое.
Но ты вытащила меня золотою удочкой; насмешливо смеялась
ты, когда я тебя называл непостижимой.
"Так говорят все рыбы, -- отвечала ты, -- чего не
постигают они, то и непостижимо.
Но я только изменчива и дика, и во всем я женщина, и
притом недобродетельная:
Хотя я называюсь у вас, мужчин, "глубиною" или
"верностью", "вечностью", "тайною".
Но вы, мужчины, одаряете нас всегда собственными
добродетелями -- ах, вы, добродетельные!"
Так смеялась она, невероятная; но никогда не верю я ей и
смеху ее, когда она дурно говорит о себе самой.
И когда я с глазу на глаз говорил со своей дикой
мудростью, она сказала мне с гневом: "Ты желаешь, ты жаждешь,
ты любишь, потому только ты и хвалишь жизнь!"
Чуть было зло не ответил я ей и не сказал правды ей,
рассерженной; и нельзя злее ответить, как "сказав правду" своей
мудрости.
Так обстоит дело между нами тремя. От всего сердца люблю я
только жизнь -- и поистине, всего больше тогда, когда я
ненавижу ее!
Но если я люблю мудрость и часто слишком люблю ее, то
потому, что она очень напоминает мне жизнь!
У ней ее глаза, ее смех и даже ее золотая удочка -- чем же
я виноват, что они так похожи одна на другую?
И когда однажды жизнь спросила меня: что такое мудрость?
-- я с жаром ответил: "О, да! мудрость!
Ее алчут и не насыщаются, смотрят сквозь покровы и ловят
сетью.
Красива ли она? Почем я знаю! Но и самые старые карпы еще
идут на приманки ее.
Изменчива она и упряма; часто я видел, как кусала она себе
губы и путала гребнем свои волосы.
Быть может, она зла и лукава, и во всем она женщина; но
когда она дурно говорит о себе самой, тогда именно увлекает она
всего больше".
И когда я сказал это жизни, она зло улыбнулась и закрыла
глаза. "О ком же говоришь ты? -- спросила она. -- Не обо мне
ли?
И если даже ты прав, можно ли говорить это мне
прямо в лицо! Но теперь скажи мне о своей мудрости!"
Ах, ты опять раскрыла глаза свои, о жизнь возлюбленная! И
мне показалось, что я опять погружаюсь в непостижимое.
Так пел Заратустра. Но когда пляска кончилась и девушки
ушли, он сделался печален.
"Солнце давно уже село, -- сказал он наконец, -- луг стал
сырым, от лесов веет прохладой.
Что-то неведомое окружает меня и задумчиво смотрит. Как!
Ты жив еще, Заратустра?
Почему? Зачем? Для чего? Куда? Где? Как? Разве не безумие
-- жить еще? --
Ах, друзья мои, это вечер вопрошает во мне. Простите мне
мою печаль!
Вечер настал: простите мне, что вечер настал!"
Так говорил Заратустра.
I recently looked into your eyes, oh life! And me
it seemed that I was plunging into the incomprehensible.
But you pulled me with a gold fishing rod; laughed mockingly
you when I called you incomprehensible.
“That's what all the fish say,” you answered, “why not
they comprehend, it is incomprehensible.
But I'm only changeable and wild, and in everything I am a woman, and
besides unprofitable:
Although I call you, men, "depth" or
"fidelity", "eternity", "secret."
But you men always grant us your own
virtues - oh you virtuous ones! "
So she laughed, incredible; but I never believe her and
her laughter when she speaks badly of herself.
And when I spoke face to face with my wild
wisdom, she told me with anger: "You desire, you thirst,
you love, because only you praise life! "
Almost evil I did not answer her and did not tell her the truth,
angry; and you can’t answer angrily as “telling the truth” to your
wisdom.
This is the situation between the three of us. With all my heart I love
only life - and truly, more than anything, when I
I hate her!
But if I love wisdom and often love it too, then
because it reminds me very much of life!
She has her eyes, her laugh and even her golden fishing rod - what is it
am it my fault that they look so much alike?
And when one day life asked me: what is wisdom?
- I answered fervently: "Oh, yes! wisdom!
She is hungry and not saturated, looking through the covers and catching
the network.
Is she beautiful? How much do I know! But the oldest carps are still
go to bait her.
Changeable and stubborn; Often I saw how she bit herself
lips and confused her hair with a comb.
Perhaps she is evil and evil, and in everything she is a woman; but
when she speaks badly of herself, then it is she who carries away
most of all. "
And when I said this to life, she smiled evilly and shut
eyes. “Who are you talking about?” She asked. “Not about me.”
is it?
And even if you're right, can I say it to me
straight in the face! But now tell me about your wisdom! "
Ah, you opened your eyes again, oh beloved life! AND
it seemed to me that I was again plunging into the incomprehensible.
So sang Zarathustra. But when the dance ended and the girls
gone, he became sad.
"The sun has long since set," he said finally, "the meadow has become
raw, cool from the forests.
Something unknown surrounds me and looks thoughtfully. How!
Are you still alive, Zarathustra?
Why? What for? For what? Where? Where? How? Isn't it crazy
- live yet? -
Ah, my friends, this evening asks in me. Forgive me
my sadness!
The evening has arrived: forgive me that the evening has come! "
So said Zarathustra.
it seemed that I was plunging into the incomprehensible.
But you pulled me with a gold fishing rod; laughed mockingly
you when I called you incomprehensible.
“That's what all the fish say,” you answered, “why not
they comprehend, it is incomprehensible.
But I'm only changeable and wild, and in everything I am a woman, and
besides unprofitable:
Although I call you, men, "depth" or
"fidelity", "eternity", "secret."
But you men always grant us your own
virtues - oh you virtuous ones! "
So she laughed, incredible; but I never believe her and
her laughter when she speaks badly of herself.
And when I spoke face to face with my wild
wisdom, she told me with anger: "You desire, you thirst,
you love, because only you praise life! "
Almost evil I did not answer her and did not tell her the truth,
angry; and you can’t answer angrily as “telling the truth” to your
wisdom.
This is the situation between the three of us. With all my heart I love
only life - and truly, more than anything, when I
I hate her!
But if I love wisdom and often love it too, then
because it reminds me very much of life!
She has her eyes, her laugh and even her golden fishing rod - what is it
am it my fault that they look so much alike?
And when one day life asked me: what is wisdom?
- I answered fervently: "Oh, yes! wisdom!
She is hungry and not saturated, looking through the covers and catching
the network.
Is she beautiful? How much do I know! But the oldest carps are still
go to bait her.
Changeable and stubborn; Often I saw how she bit herself
lips and confused her hair with a comb.
Perhaps she is evil and evil, and in everything she is a woman; but
when she speaks badly of herself, then it is she who carries away
most of all. "
And when I said this to life, she smiled evilly and shut
eyes. “Who are you talking about?” She asked. “Not about me.”
is it?
And even if you're right, can I say it to me
straight in the face! But now tell me about your wisdom! "
Ah, you opened your eyes again, oh beloved life! AND
it seemed to me that I was again plunging into the incomprehensible.
So sang Zarathustra. But when the dance ended and the girls
gone, he became sad.
"The sun has long since set," he said finally, "the meadow has become
raw, cool from the forests.
Something unknown surrounds me and looks thoughtfully. How!
Are you still alive, Zarathustra?
Why? What for? For what? Where? Where? How? Isn't it crazy
- live yet? -
Ah, my friends, this evening asks in me. Forgive me
my sadness!
The evening has arrived: forgive me that the evening has come! "
So said Zarathustra.