Lyrics Фридрих Ницше - В Полдень
Views
77
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Фридрих Ницше - В Полдень, and also a translation of a song with a video or clip.
Речи Заратустры
Часть четвёртая
В полдень
— И Заратустра все бежал, и не находил никого больше. Он был один и продолжал встречать только себя, он наслаждался и упивался своим одиночеством и думал о хороших вещах — целыми часами. В полуденный час, когда солнце стояло прямо над головой Заратустры, проходил он мимо старого дерева, кривого и суковатого, которое было увито обильной любовью виноградной лозы и скрыто от себя самого; с него свешивались путнику пышные желтые гроздья. Тогда захотелось ему утолить маленькую жажду и сорвать одну кисть; но едва протянул он к ней руку, как овладело им другое желание, более сильное, — лечь под деревом в самый полдень и уснуть.
Так и сделал Заратустра; и лишь только он лег на землю, среди таинственной тиши пестрой травы, как забыл он тотчас о своей маленькой жажде и заснул. Ибо, как гласит поговорка Заратустры: одно бывает необходимее другого. Только глаза его оставались открытыми: ибо они не могли досыта насмотреться и насладиться деревом и любовью к нему виноградной лозы. Но, засыпая, так говорил Заратустра в сердце своем:
"Тише! Тише! Не стал ли мир совершенен? Что же, однако, происходит со мной?
Как легкий ветерок невидимо танцует по гладкому морю, легкий, как перышко, так — сон танцует на мне.
Глаз не смыкает он мне, душу оставляет он бодрствовать.
Легок он, поистине! легок, как перышко.
Он убеждает меня, я не знаю, как? он дотрагивается внутри меня ласкающей рукою, он принуждает меня. Да, он принуждает мою душу потягиваться
— какой она становится длинной и усталой, моя странная душа! Неужели вечер седьмого дня пришелся для нее как раз в полдень! Уж не блуждала ли она слишком долго, блаженная, среди добрых и зрелых вещей?
Долго потягивается она, — все больше и больше! она лежит тихо, странная душа моя. Слишком уж много доброго вкусила она; эта золотая печаль гнетет ее, она сковывает уста.
— Как корабль, зашедший в самую тихую пристань свою, теперь опирается он на землю, усталый от долгих странствий и неведомых морей. Разве земля не надежнее?
Когда такой корабль пристает к берегу, жмется к нему тогда достаточно, чтобы паук протянул от земли к нему паутину свою. В более крепкой веревке нет надобности.
Как такой усталый корабль в тихой пристани, так отдыхаю и я теперь близко к земле, преданный, доверчивый, ожидающий, привязанный к ней тончайшими нитями.
О счастье! О счастье! Не хочешь ли ты запеть, о душа моя? Ты лежишь в траве. Но теперь таинственный, торжественный час, когда ни один пастух не играет на свирели своей.
Берегись! Жаркий полдень спит на нивах. Не пой! Тише! Мир совершенен.
Не пой, ты, полевая птичка, о душа моя! Не шепчи даже! Смотри — кругом тишина! старый полдень спит, он шевелит губами: не пьет ли он сейчас каплю счастья
— старую, потемневшую каплю золотого счастья, золотого вина? Счастье пробегает по нему, его счастье смеется. Так —смеется Бог. Тише! —
— "Для счастья, как мало надо для счастья!" — так говорил я когда-то и считал себя мудрым. Но это была хула, этому научился я теперь. Мудрые дурни говорят лучше.
Ибо все самое малое, самое тихое, самое легкое, шорох ящерицы, дуновение, мгновение, миг — малое, вот что составляет качество лучшего счастья. Тише!
— Что случилось со мною: слушай! Не улетело ли время? Не падаю ли я? Не упал ли я — слушай! — в колодец вечности?
— Что происходит со мною? Тише! Меня кольнуло — о, горе! — в сердце? В самое сердце! О, разбейся, разбейся, сердце, после такого счастья, после такого укола!
— Как? Не стал ли мир сейчас совершенен? Круглым и зрелым? О золотой круглый зрак — куда летит он? Разве я бегу за ним! Тише! Тише" ( — тут Заратустра потянулся и почувствовал, что спит). "Вставай, ты, сонливец! — говорил он самому себе. — Ты, спящий в полдень! Ну, вставайте, вы, старые ноги! Уже пора, давно пора, еще добрый конец пути остался вам.
Теперь вы выспались, долго ли спали вы? Половину вечности? Ну, вставай теп
Часть четвёртая
В полдень
— И Заратустра все бежал, и не находил никого больше. Он был один и продолжал встречать только себя, он наслаждался и упивался своим одиночеством и думал о хороших вещах — целыми часами. В полуденный час, когда солнце стояло прямо над головой Заратустры, проходил он мимо старого дерева, кривого и суковатого, которое было увито обильной любовью виноградной лозы и скрыто от себя самого; с него свешивались путнику пышные желтые гроздья. Тогда захотелось ему утолить маленькую жажду и сорвать одну кисть; но едва протянул он к ней руку, как овладело им другое желание, более сильное, — лечь под деревом в самый полдень и уснуть.
Так и сделал Заратустра; и лишь только он лег на землю, среди таинственной тиши пестрой травы, как забыл он тотчас о своей маленькой жажде и заснул. Ибо, как гласит поговорка Заратустры: одно бывает необходимее другого. Только глаза его оставались открытыми: ибо они не могли досыта насмотреться и насладиться деревом и любовью к нему виноградной лозы. Но, засыпая, так говорил Заратустра в сердце своем:
"Тише! Тише! Не стал ли мир совершенен? Что же, однако, происходит со мной?
Как легкий ветерок невидимо танцует по гладкому морю, легкий, как перышко, так — сон танцует на мне.
Глаз не смыкает он мне, душу оставляет он бодрствовать.
Легок он, поистине! легок, как перышко.
Он убеждает меня, я не знаю, как? он дотрагивается внутри меня ласкающей рукою, он принуждает меня. Да, он принуждает мою душу потягиваться
— какой она становится длинной и усталой, моя странная душа! Неужели вечер седьмого дня пришелся для нее как раз в полдень! Уж не блуждала ли она слишком долго, блаженная, среди добрых и зрелых вещей?
Долго потягивается она, — все больше и больше! она лежит тихо, странная душа моя. Слишком уж много доброго вкусила она; эта золотая печаль гнетет ее, она сковывает уста.
— Как корабль, зашедший в самую тихую пристань свою, теперь опирается он на землю, усталый от долгих странствий и неведомых морей. Разве земля не надежнее?
Когда такой корабль пристает к берегу, жмется к нему тогда достаточно, чтобы паук протянул от земли к нему паутину свою. В более крепкой веревке нет надобности.
Как такой усталый корабль в тихой пристани, так отдыхаю и я теперь близко к земле, преданный, доверчивый, ожидающий, привязанный к ней тончайшими нитями.
О счастье! О счастье! Не хочешь ли ты запеть, о душа моя? Ты лежишь в траве. Но теперь таинственный, торжественный час, когда ни один пастух не играет на свирели своей.
Берегись! Жаркий полдень спит на нивах. Не пой! Тише! Мир совершенен.
Не пой, ты, полевая птичка, о душа моя! Не шепчи даже! Смотри — кругом тишина! старый полдень спит, он шевелит губами: не пьет ли он сейчас каплю счастья
— старую, потемневшую каплю золотого счастья, золотого вина? Счастье пробегает по нему, его счастье смеется. Так —смеется Бог. Тише! —
— "Для счастья, как мало надо для счастья!" — так говорил я когда-то и считал себя мудрым. Но это была хула, этому научился я теперь. Мудрые дурни говорят лучше.
Ибо все самое малое, самое тихое, самое легкое, шорох ящерицы, дуновение, мгновение, миг — малое, вот что составляет качество лучшего счастья. Тише!
— Что случилось со мною: слушай! Не улетело ли время? Не падаю ли я? Не упал ли я — слушай! — в колодец вечности?
— Что происходит со мною? Тише! Меня кольнуло — о, горе! — в сердце? В самое сердце! О, разбейся, разбейся, сердце, после такого счастья, после такого укола!
— Как? Не стал ли мир сейчас совершенен? Круглым и зрелым? О золотой круглый зрак — куда летит он? Разве я бегу за ним! Тише! Тише" ( — тут Заратустра потянулся и почувствовал, что спит). "Вставай, ты, сонливец! — говорил он самому себе. — Ты, спящий в полдень! Ну, вставайте, вы, старые ноги! Уже пора, давно пора, еще добрый конец пути остался вам.
Теперь вы выспались, долго ли спали вы? Половину вечности? Ну, вставай теп
Speeches of Zarathustra
Part Four
At noon
"And Zarathustra fled, and found no one else." He was alone and continued to meet only himself, he enjoyed and reveled in his loneliness and thought of good things - for hours. At noon, when the sun was just above Zarathustra's head, he passed by an old tree, crooked and woolly, which was embroidered with the abundant love of the vine and hidden from himself; From it hung a traveler lush yellow clusters. Then he wanted to quench his little thirst and to break one brush; but he hardly extended his hand to her, as another desire, stronger, possessed him, to lie under a tree at noon and fall asleep.
So did Zarathustra; and only as he lay down on the ground, amidst the mysterious quiet of the variegated grass, how he forgot immediately about his little thirst and fell asleep. For, as the saying of Zarathustra says: one is more necessary than another. Only his eyes remained open: for they could not have enough time to see enough and enjoy the tree and the love of the vine for him. But, falling asleep, so spoke Zarathustra in his heart:
"Hush, hush, did not the world become perfect?" What, however, is happening to me?
As a light breeze invisibly dancing on a smooth sea, light as a feather, so - a dream dances on me.
The eye does not close me, he leaves his soul to stay awake.
It is easy, truly! light, like a feather.
He convinces me, I do not know how? he touches me with a caressing hand, he forces me. Yes, he forces my soul to stretch
- how she becomes long and tired, my strange soul! Did the evening of the seventh day fall for her at noon! Was she wandering too long, blissful, in the midst of good and mature things?
She stretches for a long time, more and more! she lies quietly, my strange soul. She had eaten so much good; this golden sadness oppresses her, she holds her tongue.
"Like a ship that has entered its quietest wharf, now it rests on the ground, tired of long wanderings and unknown seas. Is not the earth more reliable?
When such a ship pierces to the shore, then enough is squeezed to it, so that the spider draws its web from the ground to it. There is no need for a stronger rope.
As such a tired ship in a quiet pier, so I rest and now I am close to the earth, devoted, trusting, waiting, tied to it with the finest threads.
About happiness! About happiness! Do not you want to sing, oh my soul? You're lying in the grass. But now a mysterious, solemn hour, when no shepherd plays his pipe.
Watch out! A hot noon is asleep on the fields. Do not sing! Hush! The world is perfect.
Do not sing, you, the field bird, oh my soul! Do not whisper even! Look - there's silence all around! The old noon is asleep, he stirs his lips: does he not now drink a drop of happiness
- an old, darkened drop of golden happiness, of gold wine? Happiness runs through him, his happiness laughs. So, God laughs. Hush! -
- "For happiness, how little it is necessary for happiness!" - so I said once and considered myself wise. But it was blasphemy, I learned this now. Wise fools speak better.
For all the smallest, the quietest, the lightest, the rustle of a lizard, the whiff, the moment, the moment is a small one, that is what constitutes the quality of the best happiness. Hush!
"What happened to me: listen!" Has time flown away? Do not I fall? I fell down - listen! - in the well of eternity?
"What's happening to me?" Hush! I was pierced - oh, woe! - in heart? Straight into the heart! Oh, break up, break, heart, after such happiness, after such an injection!
- How? Has the world now become perfect? Round and mature? O golden round zlak - where does he fly? Do I run after him! Hush! Silence "(- here Zarathustra stretched and felt that he was asleep)." Get up, you sleepy! He said to himself. "You who are asleep at noon!" Well, get up, you old feet! It's high time, it's high time, you still have a good end to the road.
Now you have slept, how long have you been sleeping? Half an eternity? Well, get up warm
Part Four
At noon
"And Zarathustra fled, and found no one else." He was alone and continued to meet only himself, he enjoyed and reveled in his loneliness and thought of good things - for hours. At noon, when the sun was just above Zarathustra's head, he passed by an old tree, crooked and woolly, which was embroidered with the abundant love of the vine and hidden from himself; From it hung a traveler lush yellow clusters. Then he wanted to quench his little thirst and to break one brush; but he hardly extended his hand to her, as another desire, stronger, possessed him, to lie under a tree at noon and fall asleep.
So did Zarathustra; and only as he lay down on the ground, amidst the mysterious quiet of the variegated grass, how he forgot immediately about his little thirst and fell asleep. For, as the saying of Zarathustra says: one is more necessary than another. Only his eyes remained open: for they could not have enough time to see enough and enjoy the tree and the love of the vine for him. But, falling asleep, so spoke Zarathustra in his heart:
"Hush, hush, did not the world become perfect?" What, however, is happening to me?
As a light breeze invisibly dancing on a smooth sea, light as a feather, so - a dream dances on me.
The eye does not close me, he leaves his soul to stay awake.
It is easy, truly! light, like a feather.
He convinces me, I do not know how? he touches me with a caressing hand, he forces me. Yes, he forces my soul to stretch
- how she becomes long and tired, my strange soul! Did the evening of the seventh day fall for her at noon! Was she wandering too long, blissful, in the midst of good and mature things?
She stretches for a long time, more and more! she lies quietly, my strange soul. She had eaten so much good; this golden sadness oppresses her, she holds her tongue.
"Like a ship that has entered its quietest wharf, now it rests on the ground, tired of long wanderings and unknown seas. Is not the earth more reliable?
When such a ship pierces to the shore, then enough is squeezed to it, so that the spider draws its web from the ground to it. There is no need for a stronger rope.
As such a tired ship in a quiet pier, so I rest and now I am close to the earth, devoted, trusting, waiting, tied to it with the finest threads.
About happiness! About happiness! Do not you want to sing, oh my soul? You're lying in the grass. But now a mysterious, solemn hour, when no shepherd plays his pipe.
Watch out! A hot noon is asleep on the fields. Do not sing! Hush! The world is perfect.
Do not sing, you, the field bird, oh my soul! Do not whisper even! Look - there's silence all around! The old noon is asleep, he stirs his lips: does he not now drink a drop of happiness
- an old, darkened drop of golden happiness, of gold wine? Happiness runs through him, his happiness laughs. So, God laughs. Hush! -
- "For happiness, how little it is necessary for happiness!" - so I said once and considered myself wise. But it was blasphemy, I learned this now. Wise fools speak better.
For all the smallest, the quietest, the lightest, the rustle of a lizard, the whiff, the moment, the moment is a small one, that is what constitutes the quality of the best happiness. Hush!
"What happened to me: listen!" Has time flown away? Do not I fall? I fell down - listen! - in the well of eternity?
"What's happening to me?" Hush! I was pierced - oh, woe! - in heart? Straight into the heart! Oh, break up, break, heart, after such happiness, after such an injection!
- How? Has the world now become perfect? Round and mature? O golden round zlak - where does he fly? Do I run after him! Hush! Silence "(- here Zarathustra stretched and felt that he was asleep)." Get up, you sleepy! He said to himself. "You who are asleep at noon!" Well, get up, you old feet! It's high time, it's high time, you still have a good end to the road.
Now you have slept, how long have you been sleeping? Half an eternity? Well, get up warm