Мы связаны, Агнешка, давно одной судьбою.
В прощеньи и в прощанье, и в смехе и в слезах.
Когда трубач над Краковом возносится с трубою,
Хватаюсь я за саблю с надеждою в глазах.
Потертые костюмы сидят на нас прилично,
И смотрят наши сестры, как Ярославна, вслед,
Когда под скрип гармоник уходим мы привычно
Сражаться за свободу в свои семнадцать лет.
Прошу у Вас прошенья за раннее прощанье,
За долгое молчанье, за поздние слова...
Нам время подарило большие обещанья;
От них у нас, Агнешка, кружится голова.
( Свобода бить посуду, не спать всю ночь свобода.
Свобода выбрать поезд и презирать коней.
Нас обделила с детства иронией природа.
Есть высшая свобода, и мы идем за ней.
Над Краковом убитый трубач трубит бессменно.
Любовь его бессмертна, сигнал тревоги чист.
Мы школьники, Агнешка, и скоро перемена.
И чья-то радиола наигрывает твист.
We are connected, Agnieszka, for a long time by one fate.
Forgiveness and farewell, and in laughter and in tears.
When the trumpeter above Krakow ascends with a pipe,
I grab the saber with hope in my eyes.
Shabby costumes sit decently on us,
And our sisters look like Yaroslavna, after
When we go to the harmonics creak
Fight for freedom at the age of seventeen.
I ask you for early farewell,
For a long silence, for later words ...
Time has given us great promises;
From them we, Agnieszka, are dizzy.
(Freedom to beat dishes, do not sleep all night freedom.
The freedom to choose a train and despise horses.
Since childhood, irony has deprived us of irony.
There is a higher freedom, and we follow it.
Over Krakow, the dead trumpeter trumpets unchanged.
His love is immortal, the alarm is clear.
We are schoolchildren, Agnieszka, and the change is coming.
And someone radiola plays a twist.