О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой,
Когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой?
Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют,
Где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают.
По-моему, все распрекрасно, и нет для печали причин,
И грустные те комиссары идут по Москве, как один,
И нету, и нету погибших средь старых арбатских ребят,
Лишь те, кому нужно, уснули, но те, кому нужно, не спят.
Пусть память -- нелегкая служба, но все повидала Москва,
И старым арбатским ребятам смешны утешений слова.
What did you change about, my father was shot,
When I stepped with a guitar, bewildered, but alive?
As if I had stepped from the stage to the midnight Moscow comfort,
Where the old Arbat guys give fate for free.
In my opinion, everything is beautiful, and there are no reasons for the sadness,
And the sad commissars go around Moscow as one,
And there are no, and there are no dead arbatical guys who died,
Only those who need to fall asleep, but those who need them do not sleep.
Let the memory are not an easy service, but Moscow has seen everything,
And the old Arbat guys are ridiculous in consolations.