За тобой человек-невидимка стоит, его тень гложет оникс лица с твоим именем,
Хлюпает носа дупло, у второго лежит мой висок, хной заката окрашенный..
В час, когда мы на несметном одре, крепостные, для всех танцевали нагими,
Цветам полевым уже резали глотки. А в рюмках светало. Дышали адажио.
Пыль потрепав наждаком наших губ, вытек воздух, весь в ссадинах и поговорках,
Как пёс смотрит дом на казённый пейзаж, пёс не наш, но глаза - как две капли портвейна,
Ему всё равно теперь, топчутся в нём, или пьют лазурит рыжей фрау, но горько
Настолько, что пол лижет лишний сквозняк, а ему всё равно. Он сгорит в воскресенье.
Сто пальцев смешались с толпой папирос, злые финики глаз косо с сосен чернеют...
Трясёшься, а вдруг хитрый пункт в приговоре заменят на толстый уверенный прочерк...
Ты с детства ждала это утро, и вот глаз фиалки осыпались и потемнели,
проели болота дыру во лбу Гёте, и чёрт в небо льёт пулемётную очередь.
Чего там случилось? поди погляди.. В декабре ночь тиха шибко для перекура,
Ветра на погосте ломают кресты, а взамен вьются змеями знаки вопроса..
Не перепись бесов ли? В ливне молитв захлебнулись прохожие, бесы, и утро,
Закупорь глаза ему, похорони, завтра позавчерашнее утро вернётся.
Ленточкой траурно-чёрной грачи улетают косить саранчи баррикады,
В поля по утру как невеста во гроб лёг мучнистой росой чей-то кашель знакомый
Учёные носят чуму в решете, тишина наших тел стоит этого ада,
И самый, наверное, грустный из нас, станцевал свой сентябрьский джаз из балкона,
с чувством, с которым испорченный суп ожидает своих колченогих дворняг,
Завползаешь под плинтус, ногтями сдирая и мой горизонт, и небритые щёки,
Сквозь щёлки в локтях гильотины глядят, в их глубинах рубиновых прошлого залежь,
И волки, всего-то родни у тебя - косоокие тюрки да мы алоокие
Однажды я вслушаюсь, в чёрные окна свой серый единственный глаз обмакну,
Обогну материк, кто б меня материл, если вместе с тобой обмельчал целый город,
Но шёпот до боли в паху мне известен, на месте твоём я б махнул - перекур,
И вернулся б нескоро из Саппоро мокрого сквозь твоих глаз кучевые узоры..
Behind you, the invisible man is standing, his shadow is gnawing onyx faces with your name,
The nose is sniffling, the second one is my temple, the sun-colored henna is painted ..
At the hour when we were on a countless bed, serfs, for all danced naked,
The flowers were already cut by the pharynx. And in the glasses it was light. Breathing adagio.
Dust, having tapped the emery of our lips, the air, all in abrasions and sayings,
As the dog looks at the house on a public landscape, the dog is not ours, but our eyes - like two drops of port,
He does not care now, they trample down in it, or they drink lazurite red Frau, but bitterly
So much so that the floor licks an extra draft, but he does not care. It will burn on Sunday.
One hundred fingers mixed with a crowd of cigarettes, the evil dates of the eyes slanting from the pines blacken ...
You're shaking, and suddenly a cunning point in the verdict will be replaced by a fat confident dash ...
You've been waiting for this morning since childhood, and now the eye of the violet has fallen and darkened,
swamps swallowed a hole in Goethe's forehead, and the devil pours machine-gun fire into the sky.
What happened there? go see .. In December, the night is quiet for a smoke break,
Winds on the graveyard break the crosses, and in turn the serpents twist the question marks ..
Do not enumerate the demons? In the shower of prayers passers-by, demons choked, and the morning,
Open his eyes, bury him, tomorrow he will return the day before yesterday.
Tape of mourning black rooks fly away to mow locusts of barricades,
In the field in the morning as the bride in a coffin lay down with powdery dew someone's cough familiar
Scientists wear a plague in a sieve, the silence of our bodies is worth this hell,
And most, probably, sad of us, danced his September jazz from the balcony,
with a feeling with which the spoiled soup awaits its lame-headed mongrels,
You crawl under the plinth, fingering my horizon and naked cheeks,
Through the crackles in the elbows, the guillotines look, in their depths of the ruby past,
And wolves, only your relatives - slobs and turkeys, we are aloof
One day I'll listen, in my black windows my gray one eye will be dipped,
I'll round the mainland, who would have given me the material, if together with you the whole city has been chopped off,
But I know the whisper to the pain in the groin, in your place I would wave - smoke,
And came back soon from Sapporo wet through your eyes cumulus patterns ..