Слова: В. Клименков
Музыка: В. Клименков
Исп.: Александр Маршал
Серый лагерь загудел на заре,
И построили в шеренгу солдат,
По сугробам Колымы в январе,
Постучал в ворота новый этап.
Побежали вдоль шеренги зэка,
Руки стиснув у себя за спиной.
В даль туманную неслись облака,
Развлекаясь в небе с тусклой зведой.
Печи жаркие в бараке горят,
В них какой-то дед дровишки кладёт,
А с этапа трое зэков лежат,
И из них никто давно не встаёт.
Луна, как икона,
Тайга чёрной зоной,
На снежных просторах
Где лёд из узоров.
Трое зэков помирают совсем,
Среди их один по кличке Михей.
Помогал спокойно, молча им всем
Странный дед со странной верой своей.
Он носил им воду ночью и днём,
Он кормил их, хоть и сам голодал,
А ночами, согреваясь огнём,
Он не спал и всё молитвы читал.
Тиф в те годы по Сибири гулял,
И косил людей тупою косой.
Содрогнулись от смертей лагеря,
Жгли костры по лагерям полосой.
Странный дед, молясь, один не болел,
Все дни валивал под угрозы и смех.
И ругался, чуть очнувшись, Михей,
И орал: "Ты, падла, гнёшься при всех".
А старик всегда спокойно смотрел,
И добро искрилось в синих глазах,
Стал ругаться чуть поменьше Михей,
И притих давно замёрзший барак.
А весной, когда чуть двинулся лёд,
Когда солнце стало греть, наконец,
Воротились зэки ночью с работ,
И сказал Михей: "Спасибо, отец."
Words: V. Klimenkov
Music: V. Klimenkov
Ex .: Alexander Marshal
The gray camp boomed at dawn
And they built a row of soldiers
In the snow drifts of Kolyma in January,
Knocked on the gate new stage.
We ran along the line of the convict,
Hands clenched behind his back.
Into the misty distance the clouds swept
Having fun in the sky with a dull star.
Ovens are hot in the barracks,
In them, some grandfather puts trash,
And from the stage, the three cons are
And no one of them gets up for a long time.
The moon is like an icon
Taiga black zone
On the snowy expanses
Where ice patterns.
Three prisoners die completely,
Among them is one named Micah.
Helped calmly, silently to them all
Strange grandfather with a strange faith of his.
He bore them water night and day,
He fed them, even though he was starving himself,
And at night, warming with fire,
He did not sleep and read all the prayers.
Typhus walked around Siberia in those years,
And mowed people stupid oblique.
Shuddered by the deaths of the camp,
They burned campfires around the camps.
Strange grandfather, praying, one did not hurt,
All the days of falling under the threat and laughter.
And he cursed, waking up a little, Micah
And shouted: "You fucking, bend at all."
And the old man always looked calmly
And the goodness sparkled in the blue eyes,
He began to swear a little less Micah,
And hush long frozen hut.
And in the spring, when the ice slightly moved,
When the sun began to warm, finally
Convicts night out from work,
And Micah said, "Thank you, father."