(архидиакон Роман)
Когда смолкает шум житейских битв,
И страстных волн кипенье затихает,
Приходит время покаянья и молитв,
И суетное сердце отдыхает.
Неспешной струйкой белой вьется дым кадильный,
Закрыта дверь на ключ и в келье тишина,
А пред иконами так трепетно, так сильно,
Прочь разгоняя сумрак теплится свеча.
Как вожделен, как светел Твой покой,
Как сладостно молитвы вдохновенье,
О, дай мне Господи житейских смут забвенье,
Когда душа беседует с Тобой.
Гори ясней свеча, пусть мрак сомнений сгинет,
Пусть ярким пламенем зардеется душа,
Во тьме отчаянья, в непроглядной мгле унынья,
Гори ясней, гори моя свеча.
Кто не был скорбен, тот не испытал,
Блаженный миг скорбей земных забвенье,
И радость обретенного спасенья,
Доступна лишь тому, кто погибал.
Неспешной струйкой белой вьется дым кадильный,
Закрыта дверь на ключ и в келье тишина,
А пред иконами так трепетно, так сильно,
Прочь разгоняя сумрак теплится свеча.
(Archdeacon Roman)
When the noise of worldly battles ceases,
And the waves of boiling subsided,
The time comes for repentance and prayer,
And a vain heart rests.
With a trickle of white, the smoke is censer,
The door is locked and the cell is quiet,
And before the icons so reverently, so much,
A candle flashes away.
How much is desired, how bright is Your peace,
How sweet is the prayer of inspiration,
Oh, give me Lord of everyday troubles oblivion,
When the soul talks with You.
Burn the candle more clearly, let the darkness of doubt vanish,
Let the bright flame blaze the soul,
In the darkness of despair, in the impenetrable darkness of despondency,
Burn more clearly, burn my candle.
Who was not sorrowful, he did not experience,
Blissful moment of tribulation earthly oblivion,
And the joy of the newfound salvation,
Available only to those who perished.
With a trickle of white, the smoke is censer,
The door is locked and the cell is quiet,
And before the icons so reverently, so much,
A candle flashes away.