Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель.
То бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
Covered the platform with husks,
suffocated with Carmen perfume,
one inspired the other
with a cross rhyme quatrain.
I'm afraid she'll say at the end:
you were ashamed of your face,
as he wrote, his face changed.
This is how a dead person changes.
That's in the form of a wondrous dream
Amsterdam, and Stockholm, and Brussels.
That's insomnia, Tanka is alone,
forest park zone gazelle.
I wore a decoy for fun,
kiss - said - here.
A puppy was freaking out in the hallway,
but they were in no hurry to go for a walk in the morning.
Yes, and the friendship was good,
it’s not the matches rattling in the box -
then the cannabis rustles in the box
reeds on the magical river.
Managed. And there is no need for mu-mu.
There is no need for change either. It came true.
Incomprehensible, in general, to the mind.
Flew by, in general, right through.