(О-на)
За дверями вагона последнего,
(О-на)
Небеса провожали пропащего,
(О-на)
Целовали косой дождя летнего,
(О-на)
Прижимая к груди уходящее.
Расковала меня ночь бессонная,
Вынул я перспективу из скважины,
Закапал у вокзала всё черное,
Помолясь о здоровии вражины.
(О-на)
До отхода полвека проплакали,
(О-на)
Всё украдкой крестили молитвами,
(О-на)
Ушивали тоской да заплатами,
(О-на)
Напоив иноземными ритмами.
А я намазал на хлеб расстояния,
Захлебнулся мечтой родниковою,
На дорогу надел струны новые,
Да пустил под откос состояния.
Не пропал ещё голос, на месте глаза,
Наблюдаю, как в море играет гроза,
Не сверну я с дороги: один на пути
В небе крылья да ноги: "Что делать?" - идти.
(She is)
Behind the doors of the last car,
(She is)
Heaven accompanied the missing,
(She is)
Kissing oblique summer rain,
(She is)
Clenching to the chest outgoing.
Relaxed me sleepless night,
I took the prospect out of the well,
Dribbled at the station all black,
Pray for the health of the enemy.
(She is)
Before half a century wept,
(She is)
All furtively baptized with prayers
(She is)
They were stitched with anguish and patches,
(She is)
Feeding on foreign rhythms.
And I spread the bread,
Choked with a spring dream,
Put new strings on the road,
Yes, derailed state.
Not yet lost voice, in the place of the eye,
I watch a thunderstorm play in the sea,
I will not turn off the road: one on the way
Wings and legs in the sky: "What to do?" - go.