Lyrics Владимир Юринов - О бедах российских
Views
40
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Владимир Юринов - О бедах российских, and also a translation of a song with a video or clip.
Еду, еду старой русскою бедой,
и качает организм мой и трясёт.
Не подвижник и – тем паче – не святой,
но надеюсь заглянуть за горизонт.
И пусть ноги с головою не в ладах,
но протру стекло, и, словно по весне,
из-под снега возникают города
и уходят, деревянные, под снег.
Педаль до пола – полный газ,
и можно вовсе без руля.
Ты убедишься в сотый раз:
надёжней рельсов колея.
Бесплатен в мышеловке сыр,
но километры не щадят,
и скаты, стёртые до дыр,
вдоль по обочинам чадят.
Еду, еду и глотаю едкий дым,
дым отечества, он горек и солён.
И гремят мостов гитарные лады,
повышая жизни тембр на полутон.
По приёмнику ловлю попсовый вздор,
оставляю дни и годы за кормой
и с попутчиком мусолю разговор,
задушевный и тягучий, как гармонь.
Едем, едем... Из соломы тюфячок
хоть и мягок, да на кочках колет зад.
И пока от самогона горячо, -
не страшны ни глаз дурной нам, ни гроза.
И пока быстрей глашатаев молва,
и пока меж строк читается указ,
будем слушать на заре колокола
и гадать: по ком они на этот раз?
Рубаху на груди порвём,
восславим дурь, припомним старь,
ведь проще жить вчерашним днём,
чем переделать календарь.
И будет вечная среда,
и нам мириться со средой,
покуда первая беда
покорно ездит по второй.
Покорно ездит по второй.
и качает организм мой и трясёт.
Не подвижник и – тем паче – не святой,
но надеюсь заглянуть за горизонт.
И пусть ноги с головою не в ладах,
но протру стекло, и, словно по весне,
из-под снега возникают города
и уходят, деревянные, под снег.
Педаль до пола – полный газ,
и можно вовсе без руля.
Ты убедишься в сотый раз:
надёжней рельсов колея.
Бесплатен в мышеловке сыр,
но километры не щадят,
и скаты, стёртые до дыр,
вдоль по обочинам чадят.
Еду, еду и глотаю едкий дым,
дым отечества, он горек и солён.
И гремят мостов гитарные лады,
повышая жизни тембр на полутон.
По приёмнику ловлю попсовый вздор,
оставляю дни и годы за кормой
и с попутчиком мусолю разговор,
задушевный и тягучий, как гармонь.
Едем, едем... Из соломы тюфячок
хоть и мягок, да на кочках колет зад.
И пока от самогона горячо, -
не страшны ни глаз дурной нам, ни гроза.
И пока быстрей глашатаев молва,
и пока меж строк читается указ,
будем слушать на заре колокола
и гадать: по ком они на этот раз?
Рубаху на груди порвём,
восславим дурь, припомним старь,
ведь проще жить вчерашним днём,
чем переделать календарь.
И будет вечная среда,
и нам мириться со средой,
покуда первая беда
покорно ездит по второй.
Покорно ездит по второй.
I'm going, eating an old Russian misfortune,
and shakes my body and shakes.
Not an ascetic and - even more so - not a saint,
but I hope to look beyond the horizon.
And let the legs with the head out of tune,
but he wiped the glass, and, as if in the spring,
cities are emerging from under the snow
and go, wooden, under the snow.
The pedal to the floor is full throttle,
and you can do without the helm.
You will be convinced for the hundredth time:
reliable track gauge.
Free in the mousetrap cheese,
but miles do not spare,
and the stingray, wiped to holes,
along the sides of the road chadyat.
Food, food and swallow acrid smoke,
smoke of the fatherland, it is bitter and salty.
And the thundering bridges of the guitar,
raising the life of the timbre to a semitone.
On the receiver I catch poppy nonsense,
I leave days and years behind the stern
and with the fellow-traveler the conversation,
Soulful and viscous, like a harmonica.
We're going, we're going ... From the straw, the mattress
although it is soft, but on the bumps of asshole.
And while it's hot from moonshine, -
Do not be afraid of either the evil eye or the thunderstorm.
And while the rumor is fast,
and while between the lines is read the decree,
we will listen at the dawn of the bell
and guess: for whom are they this time?
Shirt on the chest tear,
praise dope, remember the old,
because it's easier to live yesterday,
than to alter the calendar.
And there will be an eternal environment,
and we put up with the environment,
as long as the first trouble
submissively rides the second.
Pokornoe goes by the second.
and shakes my body and shakes.
Not an ascetic and - even more so - not a saint,
but I hope to look beyond the horizon.
And let the legs with the head out of tune,
but he wiped the glass, and, as if in the spring,
cities are emerging from under the snow
and go, wooden, under the snow.
The pedal to the floor is full throttle,
and you can do without the helm.
You will be convinced for the hundredth time:
reliable track gauge.
Free in the mousetrap cheese,
but miles do not spare,
and the stingray, wiped to holes,
along the sides of the road chadyat.
Food, food and swallow acrid smoke,
smoke of the fatherland, it is bitter and salty.
And the thundering bridges of the guitar,
raising the life of the timbre to a semitone.
On the receiver I catch poppy nonsense,
I leave days and years behind the stern
and with the fellow-traveler the conversation,
Soulful and viscous, like a harmonica.
We're going, we're going ... From the straw, the mattress
although it is soft, but on the bumps of asshole.
And while it's hot from moonshine, -
Do not be afraid of either the evil eye or the thunderstorm.
And while the rumor is fast,
and while between the lines is read the decree,
we will listen at the dawn of the bell
and guess: for whom are they this time?
Shirt on the chest tear,
praise dope, remember the old,
because it's easier to live yesterday,
than to alter the calendar.
And there will be an eternal environment,
and we put up with the environment,
as long as the first trouble
submissively rides the second.
Pokornoe goes by the second.