Достиг я высшей власти.
Шестой уж год я царствую спокойно.
Но счастья нет моей измученной душе!
Напрасно мне кудесники сулят
дни долгие, дни власти безмятежной.
Ни жизнь, ни власть, ни славы обольщенья,
ни клики толпы меня не веселят!
В семье своей я мнил найти отраду.
Готовил дочери веселый брачный пир,
моей царевне, голубке чистой.
Как буря, смерть уносит жениха...
Тяжка десница грозного судьи,
ужасен приговор душе преступной...
Окрест лишь тьма
и мрак непроглядный!
Хотя мелькнул бы луч отрады!
И скорбью сердце полно,
тоскует, томится дух усталый.
Какой-то трепет тайный...
Всё ждёшь чего-то...
Молитвой тёплой к угодникам божьим
я мнил заглушить души страданья...
В величье и блеске
власти безграничной,
Руси владыка, у них я
слёз просил мне в утешенье...
А там донос, бояр крамола,
козни Литвы и тайные подкопы,
глад, и мор, и трус, и разоренье...
Словно дикий зверь,
рыщет люд зачумлённый,
голодная, бедная стонет Русь...
И даже сон бежит,
и в сумраке ночи
дитя окровавленное встаёт...
Очи пылают, стиснув ручонки,
просит пощады...
И не было пощады!
Страшная рана зияет,
слышится крик его предсмертный...
О, Господи, Боже мой!
I have reached the highest power.
For the sixth year already, I reign calmly.
But there is no happiness to my tormented soul!
In vain, the magicians promise me
long days, serene days of power.
Neither life, nor power, nor the glories of seduction,
no cliques of the crowd amuse me!
In my family, I imagined finding joy.
I prepared a cheerful wedding feast for my daughter,
my princess, a clean darling.
Like a storm, death takes the groom ...
Grave right hand of a formidable judge,
a terrible sentence to a criminal soul ...
The neighborhood is only darkness
and impenetrable darkness!
Although a ray of joy would flicker!
And the heart is full of sorrow
yearning, languishing spirit tired.
Some kind of secret thrill ...
Everyone is waiting for something ...
Warm prayer to the servants of God
I imagined to drown the souls of suffering ...
In grandeur and splendor
unlimited power
Vladyka of Russia, I have them
He asked me to comfort me ...
And there is a denunciation, boyars of sedition,
tricks of Lithuania and secret digging,
smooth, and pestilence, and a coward, and ruin ...
Like a wild beast
pickled people
hungry, poor groans Russia ...
And even a dream runs
and in the dusk of the night
the bloody child rises ...
Eyes glow, squeezing hands
asks for mercy ...
And there was no mercy!
A terrible wound gapes
heard his cry dying ...
Oh Lord, my goodness!