У вас баталии, разъезды, мундиры, женщины.
У нас за хлебом насущным и черствым очередь.
Еще по месту прописки талоны обещаны
На ползунки из пеленок выросшей дочери.
У всех друзей большие проблемы с жилплощадью,
Все любят джаз скорее всего поэтому,
Один из нас родился советским Ротшильдом,
Все остальные хотят умереть поэтами.
Вид из окна достоен пера историка,
Который пишет пособие для поступающих:
Для поступающих дурно со старыми дворниками,
Все подметающими млекопитающими, но вымирающими.
Но ты, конечно, совсем другое хотел услышать:
О том, к примеру, что я читаю тебя в газетах,
И что мне нравится, как ты думаешь, как ты пишешь,
Что сохранила записки мальчика на манжетах ...
Читаю. Нравится. Сохранила. Но боже правый,
Какая пропасть легла меж этим и прошлым летом -
Как между ужасом непризнанья и зычной славой,
Но ты же понял, что не об этом я, не об этом ...
You have battles, patrols, uniforms, women.
We have a queue for our daily bread and stale.
Even at the place of registration, coupons are promised
On the sliders from the diapers of a grown-up daughter.
All friends have big problems with living space
Everyone loves jazz, this is probably why
One of us was born a Soviet Rothschild,
Everyone else wants to die as poets.
The view from the window is worthy of the pen of a historian,
Who writes a manual for applicants:
For those who do wrong with the old wipers,
All sweeping mammals, but endangered.
But, of course, you wanted to hear something completely different:
For example, that I read you in the newspapers,
And what I like is how you think, how you write,
That kept the boy's notes on the cuffs ...
I am reading. Like. I saved it. But god is right,
What an abyss lay between this and last summer -
As between the horror of non-recognition and loud glory,
But you realized that I’m not talking about this, not about this ...