Ам
Я когда-то умру - мы когда-то всегда умираем,-
Как бы так угадать, чтоб не сам - чтобы в спину ножом:
Убиенных щадят, отпевают и балуют раем,- Не скажу про живых, а покойников мы бережем.
В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок, И ударит душа на ворованных клячах в галоп.
В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Прискакали - гляжу - пред очами не райское что-то: Неродящий пустырь и сплошное ничто - беспредел.
И среди ничего возвышались литые ворота, И огромный этап - тысяч пять - на коленях сидел.
Как ржанет коренной! Я смирил его ласковым словом, Да репьи из мочал еле выдрал и гриву заплел.
Седовласый старик слишком долго возился с засовом И кряхтел и ворчал, и не смог отворить и ушел.
И огромный этап не издал ни единого стона,Лишь на корточки вдруг с онемевших колен пересел.
Здесь малина, братва,- оглушила малиновым звоном!
Все вернулось на круг, и распятый над кругом висел.
Всем нам блага подай, да и много ли требовал я благ?
Мне - чтоб были друзья, да жена - чтобы пала на гроб,-
Ну а я уж для них наберу бледно-розовых яблок.Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.
Я узнал старика по слезам на щеках его дряблых: Это Петр Святой - он апостол, а я - остолоп.
Вот и кущи-сады, в коих прорва мороженых яблок.Но сады сторожат - и убит я без промаха в лоб.
И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,Кони просят овсу, но и я закусил удила.
Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок Для тебя привезу: ты меня и из рая ждала!
Am
I will die once - we always die once -
How to guess so that not himself - so that in the back with a knife:
The slain are spared, read the funeral and pampered with paradise - I can’t tell you about the living, but we take care of the dead.
I'll hit my face in the dirt, fill up the prettier side, And hit the soul on the stolen nags at a gallop.
In the marvelous paradise gardens I will gather pale pink apples.
It is a pity, the gardens watchman and shoot without a miss in the forehead.
They jumped up - I looked - in the eyes of you there wasn’t something heavenly: An unmarried wasteland and sheer nothingness is lawlessness.
And in the midst of nothing there was a cast gate, And a huge stage, about five thousand, was sitting on its knees.
How ryanet root! I humbled him with a kind word, Yes, the burrs from the urinals barely tore and the mane braided.
The gray-haired old man was busy with the bolt for too long And groaned and grumbled, and could not open it and left.
And the huge stage did not utter a single groan, Only on a squat suddenly moved from the numb knees.
Here raspberries, chaps, - stunned crimson bells!
Everything returned to the circle, and crucified above the circle hung.
Give blessings to all of us, and how much did I demand?
To me - that there were friends, and a wife - to fall on the coffin, -
Well, I’ll type for them pale pink apples. It's a pity that the gardens are guarding and shooting without a miss in the forehead.
I recognized the old man from the tears on his flabby cheeks: This is Peter the Holy — he is an apostle, and I am a mutt.
Here are kushchi-gardens, in which the ditch of frozen apples. But the gardens are guarded - and I was killed without a miss in the forehead.
And I drove the horses away from these dead and chilly places, The horses ask for oats, but I also bit the bit.
Along a cliff with a whip over an abyss, a bosom of apples. I'll bring for you: you waited for me from paradise!