Колокол башлачёвский звонит к заутрене
звоном, что я могу ощутить рукой.
Мне уже стало сниться,
как я звоню тебе,
и трубку поднимает кто-то другой.
Звон колокольный не отгоняет беды -
подумаешь, где-то в тайге не растает лед.
Мне уже стало сниться,
что я к тебе еду,
и поезд вдруг превращается в самолет.
Это не тот малиновый звон по улицам
двух лихоимцев, схлестнувшихся на мечах.
Мне уже стало сниться
что мы целуемся,
и я превращаюсь в нее -
ты не замеча........
Я по тебе
дрожу в музыкальном фриссоне*,
слушая голос лет, прожитых без меня.
Мне уже стало сниться,
что ты приснился мне.
Вокруг - старообрядческая грызня!
Колокол башлачёвский стал колокольчиком
в ручке у восседающей на плечах
маленькой девочки, которой ужасно хочется
выбить ногой в экране горящий чат
и впрыгнуть к тебе,
как будто бы все по прежнему,
и в шутку тебя отталкиваю - не трожь!
Мне уже стало сниться,
что брови Брежнева -
это и есть та Сэлинджерская рожь!
Маленький колокольчик был лишь прелюдией -
чтоб ни единственной ноты не звякать зря...
Мне уже стало сниться,
что я люблю тебя,
и сплю я, наверно, с надцатого мартобря.
Я хочу тебя.
Видеть.
Внимать.
Разговаривать.
Приготовить на завтрак и ужин еду.
Обмотаться вечерним бессолнечным маревом.
В прошлом, этом и будущем даже году!
Сочинить тебе строчек
из черного цвета,
кофешопных свиданий
и контура звезд,
для тебя стать и Ветхим, и Новым заветом,
чтобы ты прочитал и вчитался всерьез.
Я хочу, чтобы небо нас соединяло
в фейерверк долгожданных,
немыслимых встреч.
Разделить с тобой хлеб,
пресс-релиз,
одеяло,
обратиться в прямую текущую речь.
Я хочу, чтобы ты овладел мной свободно,
как на всех языках говорит полиглот.
Жаль, что девушки в армии непригодны,
а не то за тебя бы сто тыщ полегло.
Я хочу...
Превращается в сочную мякоть
моя семка из гопницкого кулька.
Я хочу о тебе говорить, петь и плакать,
древнеримским оратором речи толкать!
Я хочу целоваться с тобой, как впервые!
Если помнишь.
Гостиница. Белая дверь.
Кресло, пол, потолок, и почти как живые
наши призраки страсти в тот номер потерь
ежедневно заходят. И там продолжают
свой по душам,
понятный лишь им разговор.
Я хочу для тебя быть большая-большая,
чтобы ярче меня не нашел никого!
Я хочу добежать, ног усталых не чуя,
до тебя, как буддисты уходят в Тибет!
Этот стих нескончаем.
И все же хочу я
завершить его, чтобы
отправить
тебе!
Bell bashchevsky calls to matins
ringing, that I can feel with my hand.
I was beginning to dream,
as I call you,
and someone else is picking up the phone.
Bell ringing does not drive away troubles -
Think, somewhere in the taiga, the ice will not melt.
I was beginning to dream,
that I'm coming to you,
and the train suddenly turns into a plane.
It's not that crimson ringing through the streets.
two crooks, sword-ridden.
I began to dream
that we are kissing,
and I turn into it -
you do not notice ........
I'm after you
I tremble in the music frisone *,
listening to the voice of years lived without me.
I was beginning to dream,
that you dreamed of me.
Around - Old Believers!
The bell of Balshlachovsky became a bell
in the handle sitting on his shoulders
a little girl who wants badly
kick out the screen with a burning chat
and jump into you,
as if everything is still the same,
and for a joke I push you - do not touch it!
I was beginning to dream,
that Brezhnev's eyebrows -
this is the Salinger rye!
The little bell was just a prelude -
so that not a single note can be tinkled in vain ...
I was beginning to dream,
that I love you,
and I'm dreaming, probably, from the twentieth of March.
I want you.
See.
Pay attention.
Speak.
Prepare for breakfast and dinner meal.
Wrap around the evening sunless haze.
In the past, this and the future even the year!
Write you a line
from black color,
coffee dates
and the contour of stars,
For you to become both the Old and the New Testament,
so that you read and read seriously.
I want the sky to join us
in the fireworks of the long-awaited,
unthinkable meetings.
Share with you bread,
Press release,
a blanket,
turn to a direct current speech.
I want you to master me freely,
as in all languages the polyglot speaks.
It is a pity that girls in the army are unfit,
but not for you would have been a hundred thousand.
I want...
Turns into juicy pulp
my semen is from the Hopnitz cake.
I want to talk about you, sing and cry,
Roman speaker of speech pushed!
I want to kiss you like the first time!
If you remember.
Hotel. The white door.
Armchair, floor, ceiling, and almost like living
Our ghosts of passion in that number of losses
come every day. And there they continue
his heart-to-heart,
understandable only to them the conversation.
I want for you to be big, big,
so that I can not find anybody brighter than me!
I want to run, I do not feel tired legs,
before you, as Buddhists go to Tibet!
This verse is never-ending.
And yet I want to
complete it to
send
you!