Перед этим горем гнутся горы,
Не течёт великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат —
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжёлые солдат.
Подымались как к обедне ранней.
По столице одичалой шли,
Там встречались, мёртвых бездыханней,
Солнце ниже и Нева туманней,
А надежда всё поёт вдали.
Приговор. И сразу слёзы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идёт... шатается... одна...
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный мой привет
Before this grief the mountains bend,
The great river does not flow,
But the prison gates are strong,
And behind them "convict burrows"
And deadly longing.
For someone, the wind blows fresh,
For someone, the sunset reaps -
We do not know, we are everywhere the same,
We hear only the keys of hateful grinding
Yes, the steps are heavy soldiers.
They rose like a luncheon early.
According to the capital the wild walked,
There they met, dead lifeless,
The sun is lower and the Neva is foggy,
And hope all sing in the distance.
Sentence. And immediately the tears will pour,
Of all already separated,
As if with a pain the life from the heart is taken out,
Like a crude backhand overturned,
But it's ... staggering ... one ...
Where are now unwitting girlfriends
Two of my obnoxious years?
What do they feel in the Siberian blizzard,
What does he see in the lunar circle?
I send my farewell greetings to them