Над окошком месяц, под окошком ветер,
Облетевший тополь серебрист и светел,
Дальний плач тальянки, голос одинокий
И такой родимый, и такой далёкий.
Плачет и смеётся песня лиховая.
Где ты, моя липа, липа вековая?
Я и сам когда-то, в праздник, спозаранку
Выходил к любимой, развернув тальянку.
А теперь я милой ничего не значу.
Под чужую песню и смеюсь и плачу.
Over the window a month, under the window the wind,
Silvery and bright around the poplar
Far crying talyanki, lonely voice
And so dear, and so far away.
The dashing song cries and laughs.
Where are you, my linden, century-old linden?
I myself once, on a holiday, early in the morning
He went out to his beloved, unfolding a talianka.
And now I mean nothing dear.
To someone else’s song, I laugh and cry.