Lyrics Марадан Осень - Наша комната в Риме
Views
78
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Марадан Осень - Наша комната в Риме, and also a translation of a song with a video or clip.
Наша комната в Риме: время, застывшее на циферблате,
недели задернутых штор, зачехленного пианино, стульев,
ставя ногу на мрамор, начинаешь движение вспять и
опрокидываешься навзничь, как пронзенный пулей.
И фабрика начинает дымить над краснеющей черепицей.
Когда ты куришь, ваши дымовые завесы почти совпадают.
Духота, подбираясь к горлу, распадается на крупицы,
на бусины, на обрывки, то есть то, что переживает
любые разрывы, бешеное раздражение, слабость
тихих движений их обоих, сложившихся воедино.
В близлежащем кафе официант предлагает гадость,
залитую в пересохшее горло графина.
Улица светится желтым, словно топленое масло.
Наше коробочное пространство сжимается до икоты.
Мебель обозначает границы, как черную массу,
накрывшую комнату тенью горящего самолета.
Ты – самое светлое, самое лучшее, что могло произойти
в этом закрытом месте, в моем настоящем, ближнем.
Глядя в твои глаза, я понимаю, что тебя превзойти
не способен никто ни в грядущем, ни в какой другой жизни.
Наша комната в Риме, как ровный квадрат Малевича
поглощает кофейные зерна, книги, географический глобус,
замерший над столом. И пространство мечется,
как зрачок, не способный настроить свой фокус.
недели задернутых штор, зачехленного пианино, стульев,
ставя ногу на мрамор, начинаешь движение вспять и
опрокидываешься навзничь, как пронзенный пулей.
И фабрика начинает дымить над краснеющей черепицей.
Когда ты куришь, ваши дымовые завесы почти совпадают.
Духота, подбираясь к горлу, распадается на крупицы,
на бусины, на обрывки, то есть то, что переживает
любые разрывы, бешеное раздражение, слабость
тихих движений их обоих, сложившихся воедино.
В близлежащем кафе официант предлагает гадость,
залитую в пересохшее горло графина.
Улица светится желтым, словно топленое масло.
Наше коробочное пространство сжимается до икоты.
Мебель обозначает границы, как черную массу,
накрывшую комнату тенью горящего самолета.
Ты – самое светлое, самое лучшее, что могло произойти
в этом закрытом месте, в моем настоящем, ближнем.
Глядя в твои глаза, я понимаю, что тебя превзойти
не способен никто ни в грядущем, ни в какой другой жизни.
Наша комната в Риме, как ровный квадрат Малевича
поглощает кофейные зерна, книги, географический глобус,
замерший над столом. И пространство мечется,
как зрачок, не способный настроить свой фокус.
Our room in Rome: time, frozen on the dial,
weeks of curtains drawn, shrouded pianos, chairs,
putting your foot on the marble, you begin to reverse the movement and
you roll back, pierced like a bullet.
And the factory begins to smoke over reddening tiles.
When you smoke, your smoke screens almost coincide.
The stuffiness, getting to the throat, breaks up into bits,
on beads, on scraps, that is, what is going through
any breaks, frenzied irritation, weakness
the quiet movements of both of them formed together.
At a nearby cafe, a waiter offers muck,
poured into the decanter’s dry throat.
The street glows yellow like melted butter.
Our boxed space is compressed to hiccups.
Furniture marks borders like black mass
covered the room with the shadow of a burning plane.
You are the brightest, the best that could happen
in this closed place, in my present, near.
Looking into your eyes, I understand that you exceed
no one is able to come in any future life.
Our room in Rome, like Malevich's flat square
absorbs coffee beans, books, geographical globe,
frozen over the table. And the space is torn,
like a pupil not able to adjust your focus.
weeks of curtains drawn, shrouded pianos, chairs,
putting your foot on the marble, you begin to reverse the movement and
you roll back, pierced like a bullet.
And the factory begins to smoke over reddening tiles.
When you smoke, your smoke screens almost coincide.
The stuffiness, getting to the throat, breaks up into bits,
on beads, on scraps, that is, what is going through
any breaks, frenzied irritation, weakness
the quiet movements of both of them formed together.
At a nearby cafe, a waiter offers muck,
poured into the decanter’s dry throat.
The street glows yellow like melted butter.
Our boxed space is compressed to hiccups.
Furniture marks borders like black mass
covered the room with the shadow of a burning plane.
You are the brightest, the best that could happen
in this closed place, in my present, near.
Looking into your eyes, I understand that you exceed
no one is able to come in any future life.
Our room in Rome, like Malevich's flat square
absorbs coffee beans, books, geographical globe,
frozen over the table. And the space is torn,
like a pupil not able to adjust your focus.