Слова, музыка - Михаил Щербаков
Предположим, герой - молодой человек, холостой кавалер,
Должен ехать в провинцию, дней этак на десять, делать дела.
Расставаясь с избранницей, он орошает слезой интерьер
И, пожалуй, не врёт, говоря, что разлука ему тяжела.
Заклинает богами земли и морей
Без него не подмигивать здесь никому,
В сотый раз, напоследок, уже у дверей,
Умоляет писать ему, что бы там ни было,
В день по письму,
Рисовать голубка на конверте и слать непременно скорей -
И красавица тем же вполне от души отвечает ему:
Обещает писать, ободряет кивком,
Одаряет цветком - наконец, отпускает -
И в десять минут забывает о нём.
А герой, повелев ямщику не зевать,
Через сутки пути прибывает на место,
Въезжает в гостиницу и принимается Существовать.
То есть, это он движется с делом и без, в экипаже и нет,
Озирает окрестности в виде замшелых прудов и скульптур.
Что ни день, на подарки понятно кому не жалеет монет,
покупая смарагдовый хлам и серебряный всякий сумбур.
Или в номере (кстати, весьма дорогом)
Вечерами письма от негодницы ждет.
Изнывает со скуки, дурак дураком,
Не пьянея глотает ликёр и бисквит без охоты жуёт.
Ожидает конверта с условным на нем от руки голубком.
И, томясь ожиданием, ходит по бархату взад и вперёд.
А кокетка не помнит, она занята,
Что ни день, ежечасно её с головой
Поглощает забота то эта, то та.
То непрошеный гость у неё, то мигрень,
То канун маскарада, то сам маскарад,
То верченье столов, то большая примерка - и так
Что ни день.
Предположим, неделя проходит, он ждёт, а письмо не идёт.
То есть, рухнули связи, обмякли устои, померкли миры.
Почтальоны ушли, вероятно, в какой-нибудь горный поход
И один за другим, вероятно, упали с высокой горы.
Проведя две ужасные ночи без сна,
На девятые сутки в единый прием
Он снотворного склянку, что свалит слона,
Осушает, и мрак наконец оглушает его забытьём.
В это самое время внезапно о нём вспоминает она.
То есть, в ту же секунду она невзначай вспоминает о нём.
И, конечно, бросается прямо к бюро,
Из бюро вынимает, конечно, бювар,
Из бювара бумагу берет и перо.
И строкою строку погоняет строка,
И к рассвету посланье выходит густым,
Как почтовый роман, а могло быть и гуще, да ночь
Коротка.
...На десятые сутки с утра одевается наш кавалер,
Выпивает свой кофе, причём даже с юмором смотрит в окно.
А потом неспеша тормошит саквояж, достает револьвер
И, конечно, стреляется, прямо на бархате, что не умно.
А конверт и надписан уже, и закрыт
(Не без помощи воска, смолы и огня),
Силуэт голубка в уголке не забыт,
Путевые издержки рассчитаны, нарочный сел на коня...
Остальные детали впоследствии следствие определит.
А пока угадайте, что в этом во всем привлекает меня.
Ну, конечно же, нарочный, Боже ж ты мой!
Это как он это поскачет сейчас, полетит,
Не касаясь дороги, помчится стрелой.
А часа через два ни с того, ни с сего,
На дворе постоялом я встречу его
И в глаза посмотрю со значением, но не скажу
Ничего.
Разговаривать некогда, да и зачем?
Господа пассажиры, четвёртый звонок,
Занимайте места, je vous prie, je vous aime,
Я - ваш новый форейтор, а кто не согласен - вот Бог, вот порог!
Решено, что мы едем в Эдем - это значит, мы едем в Эдем,
Занимайте места, господа вояжёры! Таков эпилог.
(Или, может, эпиграф? Не всё ли равно?
Я их, знаете, путаю! префикс один,
Да и корни по смыслу, считай, заодно.
Ох уж эти мне эллины, этот язык,
Уже как ни вникал я, в него я не вник,
Между тем, не последний, по общему мнению,
Был ученик)
Words, music - Mikhail Shcherbakov
Suppose a hero is a young man, a single knight,
I must go to the provinces, for ten days, do the work.
Parting with the chosen one, he irrigates the tear with the interior
And, perhaps, he does not lie, saying that separation from him is difficult.
Conjures the gods of the earth and the seas
Without him, do not wink at anyone,
For the hundredth time, finally, at the door,
Begging to write to him, whatever it is,
On the day of the letter,
To paint a dove on an envelope and send it by all means -
And the beauty of the same quite from the heart responds to him:
He promises to write, encourages with a nod,
Gives a flower - finally, lets go -
And in ten minutes he forgets about it.
And the hero, having ordered the coachman not to yawn,
A day's journey arrives at the place,
Entering the hotel and accepting To exist.
That is, he is moving with the case and without, in the carriage and no,
Looks around the neighborhood in the form of moss ponds and sculptures.
Whatever day, for gifts it is clear to whom does not spare coins,
Buying smaragdovy rubbish and silver any confusion.
Or in the room (by the way, very expensive)
In the evenings letters from the wretch are waiting.
Lonesens with boredom, a fool fool,
Without drunkenness he swallows the liquor and biscuit without chewing.
Waits for an envelope with a conditional pigeon on it.
And, languishing in anticipation, walks on velvet back and forth.
A coquette does not remember, she is busy,
What a day, hourly with her head
It takes care that this, then that.
That uninvited guest with her, then a migraine,
That the eve of the masquerade, the masquerade itself,
That is the vertex of the tables, then a big fitting - and so
What a day.
Suppose a week passes, he waits, and the letter does not go.
That is, the communications collapsed, the foundations weakened, the worlds faded.
The postmen have left, probably, in any mountain hike
And one by one, probably, fell from a high mountain.
After spending two awful nights without sleep,
On the ninth day in a single reception
He is a sleeping pill that will dump an elephant,
He drains, and darkness finally deafens him.
At this very moment, he remembers about him suddenly.
That is, at the same moment, she accidentally recalls him.
And, of course, rushes directly to the bureau,
Of the bureau, of course, takes out the boulevard,
From paper he takes a pen.
And the line is followed by a line,
And by dawn the messenger comes out thick,
As a postal novel, and could be even thicker, yes the night
It's short.
... On the tenth day in the morning, our gentleman dresses,
Drinks his coffee, and even with humor looks out the window.
And then slowly pulls the bag, pulls out a revolver
And, of course, he shoots, right on the velvet, which is not clever.
And the envelope and inscribed already, and closed
(Not without the help of wax, tar and fire),
Silhouette of a dove in a corner is not forgotten,
The travel costs are calculated, the messenger sat on a horse ...
The rest of the details will subsequently be determined by the investigation.
In the meantime, guess that this is what attracts me to everything.
Well, of course, messenger, you are my God!
This is how he will jump now, fly,
Without touching the road, it rushes with an arrow.
And in two hours, neither from that nor from this,
In the courtyard I will meet him
And in the eyes I'll look with the meaning, but I will not say
Nothing.
There is no time to talk, and why?
Lord passengers, the fourth bell,
Take your places, je vous prie, je vous aime,
I am your new postilion, and who does not agree is God, here's the threshold!
It is decided that we are going to Eden, which means that we are going to Eden,
Take your seats, gentlemen, Voyagers! This is the epilogue.
(Or, perhaps, an epigraph? Is it all the same?
I confuse them, you know! Prefix one,
And the roots of the meaning, count, at the same time.
Oh, these I'm Hellenes, this language,
Already no matter how I delve into, I did not understand it,
Meanwhile, not the last, by common opinion,
Was a student)