Lyrics Артюр Рембо - Сидящие
Views
9
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Артюр Рембо - Сидящие, and also a translation of a song with a video or clip.
Рябые, серые; зелеными кругами
Тупые буркалы у них обведены;
Вся голова в буграх, исходит лишаями,
Как прокаженное цветение стены;
Скелету черному соломенного стула
Они привили свой чудовищный костяк;
Припадочная страсть к Сиденью их пригнула,
С кривыми прутьями они вступают в брак.
Со стульями они вовек нерасторжимы.
Подставив лысину под розовый закат,
Они глядят в окно, где увядают зимы,
И мелкой дрожью жаб мучительно дрожат.
И милостивы к ним Сидения: покорна
Солома бурая их острым костякам.
В усатом колосе, где набухали зерна,
Душа старинных солнц сияет старикам.
И так Сидящие, поджав к зубам колени,
По днищу стульев бьют, как в гулкий барабан,
И рокот баркарол исполнен сладкой лени,
И голову кружит качанье и туман.
Не заставляй их встать! Ведь это катастрофа!
Они поднимутся, ворча, как злобный кот,
Расправят медленно лопатки... О Голгофа!
Штанина каждая торчком на них встает.
Идут, и топот ног звучит сильней укоров,
И в стены тычутся, шатаясь от тоски,
И пуговицы их во мраке коридоров
Притягивают вас, как дикие зрачки.
У них незримые губительные руки...
Усядутся опять, но взор их точит яд,
Застывший в жалобных глазах побитой суки, -
И вы потеете, ввергаясь в этот взгляд.
Сжимая кулаки в засаленных манжетах,
Забыть не могут тех, кто их заставил встать,
И злые кадыки у стариков задетых
С утра до вечера готовы трепетать.
Когда суровый сон опустит их забрала,
Они увидят вновь, плодотворя свой стул,
Шеренгу стульчиков блистательного зала,
Достойных стать детьми того, кто здесь уснул.
Чернильные цветы, распластанные розы
Пыльцою запятых восторженно блюют,
Баюкая любовь, как синие стрекозы,
И вновь соломинки щекочут старый уд.
Тупые буркалы у них обведены;
Вся голова в буграх, исходит лишаями,
Как прокаженное цветение стены;
Скелету черному соломенного стула
Они привили свой чудовищный костяк;
Припадочная страсть к Сиденью их пригнула,
С кривыми прутьями они вступают в брак.
Со стульями они вовек нерасторжимы.
Подставив лысину под розовый закат,
Они глядят в окно, где увядают зимы,
И мелкой дрожью жаб мучительно дрожат.
И милостивы к ним Сидения: покорна
Солома бурая их острым костякам.
В усатом колосе, где набухали зерна,
Душа старинных солнц сияет старикам.
И так Сидящие, поджав к зубам колени,
По днищу стульев бьют, как в гулкий барабан,
И рокот баркарол исполнен сладкой лени,
И голову кружит качанье и туман.
Не заставляй их встать! Ведь это катастрофа!
Они поднимутся, ворча, как злобный кот,
Расправят медленно лопатки... О Голгофа!
Штанина каждая торчком на них встает.
Идут, и топот ног звучит сильней укоров,
И в стены тычутся, шатаясь от тоски,
И пуговицы их во мраке коридоров
Притягивают вас, как дикие зрачки.
У них незримые губительные руки...
Усядутся опять, но взор их точит яд,
Застывший в жалобных глазах побитой суки, -
И вы потеете, ввергаясь в этот взгляд.
Сжимая кулаки в засаленных манжетах,
Забыть не могут тех, кто их заставил встать,
И злые кадыки у стариков задетых
С утра до вечера готовы трепетать.
Когда суровый сон опустит их забрала,
Они увидят вновь, плодотворя свой стул,
Шеренгу стульчиков блистательного зала,
Достойных стать детьми того, кто здесь уснул.
Чернильные цветы, распластанные розы
Пыльцою запятых восторженно блюют,
Баюкая любовь, как синие стрекозы,
И вновь соломинки щекочут старый уд.
Ricks, gray; green circles
They have stupid boots;
The whole head is in the hillock, it comes lichen,
As a leap wall flowering;
Skeleton black straw chair
They instilled their monstrous skeleton;
The seamless passion for the seat has bent them,
With crooked rods, they marry.
With chairs, they are indifferent forever.
By substituting the bald head under the pink sunset,
They look out the window where they fade winters,
And with a small tremor, toads are painfully trembling.
And the merciful sitting for them: submissive
The straw is brown to their sharp skeletons.
In the mustache of the spike, where the grains swelled,
The soul of ancient suns shines old.
And so sitting, pursing his knees to the teeth,
They hit the bottom of the chairs, like in a booming drum,
And the rod barcarol is performed by sweet laziness,
And the head is circling and fog.
Do not make them get up! After all, this is a disaster!
They will rise, grumbling like an evil cat,
The shoulder blades will slow down slowly ... about Calvary!
Each leg is stood up on them.
Go, and the clatter of the legs sounds stronger than the reproaches,
And poke into the walls, staggering with longing,
And their buttons in the darkness of the corridors
They attract you like wild pupils.
They have invisible destructive hands ...
Will sit down again, but their gaze sharpens the poison,
Frozen in the mournful eyes of a beaten bitch, -
And you sweat, plunging into this view.
Clutching fists in greasy cuffs,
They cannot forget those who forced them to get up,
And evil kadiks from the old people got
From morning to evening they are ready to tremble.
When a harsh dream lowers them,
They will see again, fruiting their chair,
The line of chairs of the brilliant hall,
Worthy to become children of the one who fell asleep here.
Ink flowers, flattened roses
The dust of commas is enthusiastically poured,
Bayuka love like blue dragonflies,
And again, straw tickles the old UD.
They have stupid boots;
The whole head is in the hillock, it comes lichen,
As a leap wall flowering;
Skeleton black straw chair
They instilled their monstrous skeleton;
The seamless passion for the seat has bent them,
With crooked rods, they marry.
With chairs, they are indifferent forever.
By substituting the bald head under the pink sunset,
They look out the window where they fade winters,
And with a small tremor, toads are painfully trembling.
And the merciful sitting for them: submissive
The straw is brown to their sharp skeletons.
In the mustache of the spike, where the grains swelled,
The soul of ancient suns shines old.
And so sitting, pursing his knees to the teeth,
They hit the bottom of the chairs, like in a booming drum,
And the rod barcarol is performed by sweet laziness,
And the head is circling and fog.
Do not make them get up! After all, this is a disaster!
They will rise, grumbling like an evil cat,
The shoulder blades will slow down slowly ... about Calvary!
Each leg is stood up on them.
Go, and the clatter of the legs sounds stronger than the reproaches,
And poke into the walls, staggering with longing,
And their buttons in the darkness of the corridors
They attract you like wild pupils.
They have invisible destructive hands ...
Will sit down again, but their gaze sharpens the poison,
Frozen in the mournful eyes of a beaten bitch, -
And you sweat, plunging into this view.
Clutching fists in greasy cuffs,
They cannot forget those who forced them to get up,
And evil kadiks from the old people got
From morning to evening they are ready to tremble.
When a harsh dream lowers them,
They will see again, fruiting their chair,
The line of chairs of the brilliant hall,
Worthy to become children of the one who fell asleep here.
Ink flowers, flattened roses
The dust of commas is enthusiastically poured,
Bayuka love like blue dragonflies,
And again, straw tickles the old UD.