Однажды жарким летом, в Москве средь бела дня,
На пляже было это у старого пруда.
Красотка, лет семнадцать, прекрасна и стройна,
Вдруг стала раздеваться до самого гола.
Разделась и тихонько по берегу пошла,
Весь пляж в оцепененье собою привела.
Сикстинская мадонна в сравненье с нею - срам,
И слышались со звоном пощёчины мужьям.
В Москве такое диво не помнят старики,
И даже гинеколог снял чёрные очки.
Так медленно ходила красотка с полчаса,
Затем, всё так же медленно, оделась и ушла.
И скоро стало ясно, что девушка была,
Совсем не для загара, в чём мама родила.
Там туфельки пропали, часы украли вдруг,
А бедный гинеколог пошёл домой без брюк.
В Москве, как в магазине, на то она Москва:
Чуть варежку разинул, ну и пиши - хана!
В Москве, как в магазине, на то она Москва:
Чуть варежку разинул, ну и пиши - хана!
One hot summer, in Moscow in broad daylight,
On the beach it was by the old pond.
Pretty woman, seventeen years old, beautiful and slim,
Suddenly she began to undress to the very goal.
Undressed and quietly walked along the shore,
The whole beach has led to a numbness.
The Sistine Madonna is a shame in comparison with her,
And they heard the slaps in the face to their husbands.
In Moscow, old people do not remember such a miracle,
And even the gynecologist took off his black glasses.
The beauty walked so slowly for half an hour,
Then, still slowly, she dressed and left.
And it soon became clear that the girl was
Not at all for tanning, as my mother gave birth to.
There the shoes were gone, the watch was suddenly stolen,
And the poor gynecologist went home without trousers.
In Moscow, like in a store, that's why it is Moscow:
A little open a mitten, well, write - khan!
In Moscow, like in a store, that's why it is Moscow:
A little open a mitten, well, write - khan!