Я помню сожженные села
И после победного дня
Пустую холодную школу,
Где четверо кроме меня,
Где нам однорукий учитель
Рассказывал про Сталинград...
Я помню поношенный китель
И пятна — следы от наград.
Он жил одиноко при школе
И в класс приходил налегке.
И медленнолевой рукою
Слова выводил на доске.
Мелок под рукою крошился.
Учитель не мог нам сказать,
Что заново с нами учился
Умению ровно писать.
Ему мы во всем подражали —
Таков был ребячий закон.
И пусть мы неровно писали,
Зато мы писали, как он.
Зато из рассказов недлинных
Под шорох осенней листвы
Мы знали про взятье Берлина
И про оборону Москвы.
В том самом году, в 45-м,
Он как-то донажды сказал:
"Любите Отчизну, ребята..."
И вдаль, за окно указал.
Дымок от землянок лучился
Жестокой печалью земли.
— Все это, ребята, Отчизна,
Ее мы в бою сберегли...
И слово заветное это
Я множество раз выводил.
И столько душевного света
В звучанье его находил!
А после поношенный китель
Я помню как злую судьбу —
Лежал в нем мой первый учитель
В некрашеном светлом гробу.
Ушел, говорили, до срока,
Все беды теперь позади..
Рука его так одиноко
Лежала на впалой груди!
Могилу землей закидали.
И женщины тихо рыдали.
И кто-то негромко сказал:
— Медалей-то, бабы, медалей!
Ить он никогда не казал...
Мой первый учитель!
Не вправе забыть о тебе никогда.
Пусть жил ты и умер не в славе —
Ты с нами идешь сквозь года.
Тебе я обязан тем кровным,
Тем чувством, что ровня судьбе.
И почерком этим неровным
Я тоже обязан тебе.
Тебе я обязан всем чистым,
Всем светлым, что есть на земле,
И думой о судьбах Отчизны,
Что нес ты на светлом челе!
I remember burned villages
And after a winning day
Empty Cold School
Where four besides me
Where we are one-handed teacher
Talked about Stalingrad ...
I remember the worn nip
And stains - traces of awards.
He lived lonely at school
And the class came to the snow.
And a medical handle
Words displayed on the board.
Small shallow crumbled.
Teacher could not tell us
What accepted with us
The ability to write smoothly.
In all of them imitated -
That was the child's law.
And let we have written unevenly
But we wrote like him.
But from short-lived stories
Under the rustle of autumn foliage
We knew about to take Berlin
And about the defense of Moscow.
In the very year, in the 45th,
He somehow said shorthand:
"Love the depression guys ..."
And in the distance, followed by the window.
Smoke from earthlings
Brutal sadness of the earth.
- All this guys, depreciation,
She was saved in battle ...
And the word cherished is
I took a lot of times.
And so much spiritual light
I found him in the sound!
And after the worn nip
I remember how evil fate -
My first teacher lay in him
In a unpainted light coffin.
Left, spoke, until the term,
All troubles now behind ..
His hand so lonely
Lying on the shoulder chest!
The grave of the earth was blown.
And women sank quietly.
And someone quietly said:
- Medals, women, medals!
He never causing ...
My first teacher!
Do not have the right to forget about you never.
Let you live and died not in glory -
You are with us going through the year.
I am obliged to you,
That feeling that equal fate.
And handwriting this uneven
I also owe you.
I owe everything clean,
All light, which is on earth,
And the Duma about the fate of the fraud
What you are in the bright brow!