Lyrics Александр Розенбаум - Я очень не люблю ночных звонков...
Views
289
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Александр Розенбаум - Я очень не люблю ночных звонков..., and also a translation of a song with a video or clip.
Я очень не люблю ночных звонков,
Которые подбрасывают в койке
И наполняют душу беспокойством
За близких мне детей и стариков.
Усталый дом, заснувший на лету,
Разбуженный пронзительною трелью,
Мой друг, мы как-то быстро постарели -
Нам палачи понятней повитух.
Когда-то вся в джинсово-голубом,
Одета нынче в чёрное природа.
Мои надежды тают с каждым годом,
И силы ускользают с каждым днём.
Я собираюсь прыгнуть в небеса -
В них правда есть, а здесь враньё постыло,
И я бы захватил с собой чернила,
Хотя никто оттуда писем не писал.
Но не буравь, упырь, не боюсь твоих глаз в очках.
Чем страшней твой взгляд, тем спокойней мне.
Солнце ты моё, радость ты моя, ласточка,
Прилетай за мной, люба, по весне.
Махну, не глядя, думский кабинет
На тихий, с райской яблонью, пригорок.
Друзей не предавал и не был вором,
Старался жить как истинный поэт,
Я жил как настоящий музыкант,
Я пил мелодии, разбавленные водкой,
И глотку драл, натруженную глотку,
По зонам и на сценах разных стран.
Но не буравь, упырь, не боюсь твоих глаз в очках.
Чем страшней твой взгляд, тем спокойней мне.
Солнце ты моё, радость ты моя, ласточка,
Прилетай за мной, люба, по весне.
Пойду схожу опять в мединститут,
И пусть меня ещё чуть-чуть подучат,
Как уберечь от судорог падучей
Страну, освобождённую от пут.
Наступит утро, и в смятенье тел
Грудь даст младенцу тихая Мадонна,
И я в роддом ей позвоню по телефону,
Который, слава Богу, ночью не звенел.
И я в роддом ей позвоню по телефону,
Который, к счастью, ночью не звенел.
Но не буравь, упырь, не боюсь твоих глаз в очках.
Чем страшней твой взгляд, тем спокойней мне.
Солнце ты моё, радость ты моя, ласточка,
Прилетай за мной, люба, по весне.
Которые подбрасывают в койке
И наполняют душу беспокойством
За близких мне детей и стариков.
Усталый дом, заснувший на лету,
Разбуженный пронзительною трелью,
Мой друг, мы как-то быстро постарели -
Нам палачи понятней повитух.
Когда-то вся в джинсово-голубом,
Одета нынче в чёрное природа.
Мои надежды тают с каждым годом,
И силы ускользают с каждым днём.
Я собираюсь прыгнуть в небеса -
В них правда есть, а здесь враньё постыло,
И я бы захватил с собой чернила,
Хотя никто оттуда писем не писал.
Но не буравь, упырь, не боюсь твоих глаз в очках.
Чем страшней твой взгляд, тем спокойней мне.
Солнце ты моё, радость ты моя, ласточка,
Прилетай за мной, люба, по весне.
Махну, не глядя, думский кабинет
На тихий, с райской яблонью, пригорок.
Друзей не предавал и не был вором,
Старался жить как истинный поэт,
Я жил как настоящий музыкант,
Я пил мелодии, разбавленные водкой,
И глотку драл, натруженную глотку,
По зонам и на сценах разных стран.
Но не буравь, упырь, не боюсь твоих глаз в очках.
Чем страшней твой взгляд, тем спокойней мне.
Солнце ты моё, радость ты моя, ласточка,
Прилетай за мной, люба, по весне.
Пойду схожу опять в мединститут,
И пусть меня ещё чуть-чуть подучат,
Как уберечь от судорог падучей
Страну, освобождённую от пут.
Наступит утро, и в смятенье тел
Грудь даст младенцу тихая Мадонна,
И я в роддом ей позвоню по телефону,
Который, слава Богу, ночью не звенел.
И я в роддом ей позвоню по телефону,
Который, к счастью, ночью не звенел.
Но не буравь, упырь, не боюсь твоих глаз в очках.
Чем страшней твой взгляд, тем спокойней мне.
Солнце ты моё, радость ты моя, ласточка,
Прилетай за мной, люба, по весне.
I really do not like night calls,
Who are thrown in a cot
And fill the soul with worry
For the children close to me and the elderly.
A tired house, asleep on the fly,
Aroused by a piercing trill,
My friend, we somehow quickly grew old -
Our executioners understand the midwife.
Once upon a time in jeans blue,
It is now dressed in black nature.
My hopes are melting every year,
And the forces slip away every day.
I'm going to jump into heaven -
In them, the truth is, but here the lies are foul,
And I would have brought ink with me,
Although no one wrote letters from there.
But do not bore, ghoul, I'm not afraid of your eyes with glasses.
The more terrible your sight, the calmer I feel.
The sun is mine, my joy, swallow,
Fly for me, love, in the spring.
Makhno, without looking, the Duma cabinet
On a quiet, with paradise apple tree, a hillock.
He did not betray friends and was not a thief,
I tried to live like a true poet,
I lived like a real musician,
I drank melodies diluted with vodka,
And he thrashed his throat, his throat,
On the zones and on the stages of different countries.
But do not bore, ghoul, I'm not afraid of your eyes with glasses.
The more terrible your sight, the calmer I feel.
The sun is mine, my joy, swallow,
Fly for me, love, in the spring.
I'll go again to the medical institute,
And let me have a little more to learn,
How to save from epileptic seizures
A country freed from bonds.
There will come morning, and in confusion of bodies
Breast will give the baby a quiet Madonna,
And I'll call her in the hospital on the phone,
Which, thank God, did not ring at night.
And I'll call her in the hospital on the phone,
Which, fortunately, did not ring at night.
But do not bore, ghoul, I'm not afraid of your eyes with glasses.
The more terrible your sight, the calmer I feel.
The sun is mine, my joy, swallow,
Fly for me, love, in the spring.
Who are thrown in a cot
And fill the soul with worry
For the children close to me and the elderly.
A tired house, asleep on the fly,
Aroused by a piercing trill,
My friend, we somehow quickly grew old -
Our executioners understand the midwife.
Once upon a time in jeans blue,
It is now dressed in black nature.
My hopes are melting every year,
And the forces slip away every day.
I'm going to jump into heaven -
In them, the truth is, but here the lies are foul,
And I would have brought ink with me,
Although no one wrote letters from there.
But do not bore, ghoul, I'm not afraid of your eyes with glasses.
The more terrible your sight, the calmer I feel.
The sun is mine, my joy, swallow,
Fly for me, love, in the spring.
Makhno, without looking, the Duma cabinet
On a quiet, with paradise apple tree, a hillock.
He did not betray friends and was not a thief,
I tried to live like a true poet,
I lived like a real musician,
I drank melodies diluted with vodka,
And he thrashed his throat, his throat,
On the zones and on the stages of different countries.
But do not bore, ghoul, I'm not afraid of your eyes with glasses.
The more terrible your sight, the calmer I feel.
The sun is mine, my joy, swallow,
Fly for me, love, in the spring.
I'll go again to the medical institute,
And let me have a little more to learn,
How to save from epileptic seizures
A country freed from bonds.
There will come morning, and in confusion of bodies
Breast will give the baby a quiet Madonna,
And I'll call her in the hospital on the phone,
Which, thank God, did not ring at night.
And I'll call her in the hospital on the phone,
Which, fortunately, did not ring at night.
But do not bore, ghoul, I'm not afraid of your eyes with glasses.
The more terrible your sight, the calmer I feel.
The sun is mine, my joy, swallow,
Fly for me, love, in the spring.