Ах, как хлеб стоял,
Раболепствуя,
Перед ветром, рвущим колосья ржи.
Озерцо цвело,
И лицом в село
Я уткнулся возле сырой межи.
Где-то конь заржал,
Поплыла баржа
По реке, что от мамки в пяти верстах.
А я на той барже
Был тогда блажен,
Да и жизнь была, как цветок, проста.
Но разросся куст,
Ягода в соку -
Потекла через пальцы чужим вином.
Бессеребреник,
По поребрикам
Я в обнимку ходил со своей виной.
Город гнал в листву,
Барабанов стук
Отзывался жалейкой в груди легко,
Свежим воздухом,
Ливнем, грозами
И дурманом навозным, и молоком.
Шинелькой серою
С Надеждой, Верою
Мы укрывались летним сном.
Хватало неба нам,
Любови не было -
Она крутила не со мной.
И как-то просто так
Вдруг стали взрослыми,
А старики нашли заветный ключ
В поля печальные,
Куда отчаянно
Я каждой осенью стремлюсь.
Канитель моя
В грандотель "Хайат"
Покатилась клубком под Витька баян.
Раскачалась высь,
Закричала выпь,
И очнулся я в белой палате пьян.
Санитар-"качок",
Раззудись плечо,
И сестричка - с ума от неё сойти.
И пуста уха,
И черёмуха
Мне шептала в окно: "Это сердца тиф".
А я и знать не знал,
Что это добрый знак,
И зарывался глубже в снег
Прохладной простыни.
На сердце оспины,
Хотелось спрятаться от всех.
А я и знать не знал,
Что это добрый знак,
И всё смотрел на купола
Златоголовые.
Чума еловая
Меня опять к себе звала.
Ел укромно я
Всё скоромное
И хоромов не знал, и душил свой смех,
Но прицепной вагон,
Как со дна багор,
Подхватил, потащил мою душу вверх.
И полез кормить
Перелесками
Малых пташек и зайцев, как дед Мазай.
И на меня опять
Сошла благодать,
И опять заблестели мои глаза.
И снова серою
Шинелькой с Верою
Мы укрываемся в ночи.
Надежда-молодость,
Нам с ней не холодно.
Любовь на выселках кричит.
Пусть подождёт та дверь,
Куда уйду навек,
Однажды взяв заветный ключ
В поля печальные,
Куда отчаянно
Теперь я больше не стремлюсь.
Пусть подождёт та дверь,
Куда уйду навек,
Однажды взяв заветный ключ
В поля печальные,
Куда отчаянно
Отныне больше не стремлюсь.
Oh, how the bread stood,
Slagging
Before the wind, tearing ears of rye.
The lake has blossomed,
And face to the village
I stumbled near the raw bed.
Somewhere a horse sniffed
Barge swam
On the river, that from the mother in five versts.
I'm on that barge
Was then blessed
And life was like a flower, simple.
But the bush has grown,
Berry in juice -
Flowed through the fingers of someone else's wine.
Besserebrenik,
By curb
I embraced with my fault.
The city drove into foliage,
Drumming knock
Responded zaleykoy chest easily
Fresh air
Rainstorm
And dope dung, and milk.
Gray Overcoat
With Hope, By Faith
We were hiding from a summer dream.
Enough sky for us
Love was not -
She did not spin with me.
And just like that
Suddenly become adults
And the old men found the coveted key
In the sad fields
Where desperately
I strive every fall.
Gimp my
Grandhotel & quot; Hyatt & quot;
Roll tangle under Vitka button accordion.
Rocked heights
Screamed bittern,
And I woke up in a white ward drunk.
Sanitary nursery & quot; jock & quot ;,
Get rid of your shoulder
And sis - go crazy with her.
And empty ear,
And bird cherry
I whispered in the window: "This is the heart of typhoid".
And I did not know
What is a good sign
And dug deeper into the snow
Cool sheets.
At the heart of pock,
I wanted to hide from everyone.
And I did not know
What is a good sign
And everything looked at the dome
Gold-headed.
Spruce plague
She called me again.
I ate quietly
All the meager
And he did not know the mansion, and choked his laugh,
But trailer car,
How from the bottom gaff,
Grabbed, dragged my soul up.
And useful feed
Pereleskami
Small birds and hares, like grandfather Mazai.
And on me again
Grace descended
And again my eyes gleamed.
And again gray
The Overcoat with Faith
We are hiding in the night.
Hope-youth
We are not cold with her.
Love in the villages screams.
Let that door wait
Where to go forever,
Once having taken a treasured key
In the sad fields
Where desperately
Now I no longer strive.
Let that door wait
Where to go forever,
Once having taken a treasured key
In the sad fields
Where desperately
From now on, no longer strive.