Lyrics Александр Мирзаян - Письма римскому другу
Views
117
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Александр Мирзаян - Письма римскому другу, and also a translation of a song with a video or clip.
Письма римскому другу (Из Марциала)
_____ по стихам И. Бродского
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок эти трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена!
Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции, у моря.
И от Цезаря подальше, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Понт шумит за темной изгородью пиний.
Стул покинутый, оставленное ложе.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
_____ по стихам И. Бродского
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок эти трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.
Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена!
Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.
Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.
Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции, у моря.
И от Цезаря подальше, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.
Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.
Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.
Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.
Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.
Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Понт шумит за темной изгородью пиний.
Стул покинутый, оставленное ложе.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Letters to a Roman friend (From Martial)
_____ by the poems of I. Brodsky
Today windy and waves with overlap.
Soon autumn, everything will change in the neighborhood.
The change of colors is more touching, Postum,
than the dress change from a friend.
Virgo teaches to a certain limit -
beyond the elbow you will not go or the knee.
How much more joyful is the beautiful outside of the body:
neither embrace is impossible, nor treachery!
I am sending you, Postum, these books.
What's in the capital? Softly stew? Is not it hard to sleep?
How is Caesar? What is he doing? All intrigues?
All intrigues, probably, yes gluttony.
I'm sitting in my garden, the lamp is on.
No friends, no servants, no friends.
Instead of the weak world of this and the strong -
only the consenting buzzing of insects.
Let it really be, Postum, the chicken is not a bird,
but with chicken brains enough grief.
If it fell in the Empire to be born,
it is better to live in a remote province, by the sea.
And away from Caesar, and from the blizzard.
You do not need to crawl, to be afraid, to hurry.
You say that all the governors are thieves?
But the thief is dearer to me than the bloodsucker.
So we lived more than half.
As the old slave told me before the tavern:
We, looking back, see only the ruins & quot ;.
The view, of course, is very barbarous, but true.
Come, have some wine, eat bread.
Or plums. Tell me the news.
I'll put you in the garden under the clear sky
and I will tell you how the constellations are called.
Soon, Postum, your friend, loving compound,
the debt of his long-standing deduction will pay.
Take away from under the pillow of saving,
there is little, but enough for the funeral.
Go on a black mare
in the house of the heather under the city wall.
Give them the price they loved,
that for the same and mourned the price.
The greens of the laurel, reaching to a shiver.
Ponte rumbles behind the dark hedge of pines.
A chair left, left bed.
On the withered bench is Senior Pliny.
_____ by the poems of I. Brodsky
Today windy and waves with overlap.
Soon autumn, everything will change in the neighborhood.
The change of colors is more touching, Postum,
than the dress change from a friend.
Virgo teaches to a certain limit -
beyond the elbow you will not go or the knee.
How much more joyful is the beautiful outside of the body:
neither embrace is impossible, nor treachery!
I am sending you, Postum, these books.
What's in the capital? Softly stew? Is not it hard to sleep?
How is Caesar? What is he doing? All intrigues?
All intrigues, probably, yes gluttony.
I'm sitting in my garden, the lamp is on.
No friends, no servants, no friends.
Instead of the weak world of this and the strong -
only the consenting buzzing of insects.
Let it really be, Postum, the chicken is not a bird,
but with chicken brains enough grief.
If it fell in the Empire to be born,
it is better to live in a remote province, by the sea.
And away from Caesar, and from the blizzard.
You do not need to crawl, to be afraid, to hurry.
You say that all the governors are thieves?
But the thief is dearer to me than the bloodsucker.
So we lived more than half.
As the old slave told me before the tavern:
We, looking back, see only the ruins & quot ;.
The view, of course, is very barbarous, but true.
Come, have some wine, eat bread.
Or plums. Tell me the news.
I'll put you in the garden under the clear sky
and I will tell you how the constellations are called.
Soon, Postum, your friend, loving compound,
the debt of his long-standing deduction will pay.
Take away from under the pillow of saving,
there is little, but enough for the funeral.
Go on a black mare
in the house of the heather under the city wall.
Give them the price they loved,
that for the same and mourned the price.
The greens of the laurel, reaching to a shiver.
Ponte rumbles behind the dark hedge of pines.
A chair left, left bed.
On the withered bench is Senior Pliny.