Доносится в окно плеск уличного гама.
И солнце по щеке щекотится лучом.
Он не идет гулять. Зубрит он вечно гаммы.
Он твердо стать решил великим трубачом.
Ему тринадцать лет. Пока пассажи грубы.
Но, видимо, уже всё решено в судьбе.
От меди мундштука его синеют губы,
трещит башка - но он играет на трубе.
Всё еще придет. Ты еще пока, вроде, не седой.
До-ре-ми-фа-соль. Ля-си-до-ре-ми. Фа-соль-ля-си-до.
Прошло пятнадцать лет. Он жизнью не обласкан.
Но трудно угадать, что ждет его в конце.
На старом пиджаке лоснится гладкий лацкан.
Но в среду - есть концерт. Пусть в ЖЭКе - но концерт.
А через месяц-два гастроли в город Глазов.
В купе плацкартном он вновь повторит себе:
"Нелепо полагать, что всё бывает сразу…"
А потому опять играет на трубе.
Всё еще придет. Ты еще пока, вроде, не седой.
До-ре-ми-фа-соль. Ля-си-до-ре-ми. Фа-соль-ля-си-до.
Да, жизнь - как нотный стан. Но всё труднее верить,
что сможет отпереть скрипичным он ключом
все встреченные им, все запертые двери.
И всё труднее быть великим трубачом.
Года слетают с губ. Ему уже за сорок.
И дочери его уже пятнадцать лет.
Безденежье. С женой на этой почве ссоры.
У дочки в куртке пачка мятых сигарет.
Еще пять лет. И вот - нежданная удача.
Игра - пусть без афиш - но по три раза в день.
Под музыку его все безутешно плачут.
Не гоже в тишине нам хоронить людей.
Случается, зимой послать всё хочет к черту.
Дыхание трубы в тиски берет мороз.
Он заливает спирт ей в медную аорту.
И вновь звучит Шопен. И не сдержать нам слез...
Доносится в окно плеск уличного гама.
И солнце по щеке щекотится лучом.
Ему тринадцать лет. Зубрит он вечно гаммы.
Он твердо стать решил великим трубачом.
Стоит он у дверей своих консерваторий.
Он знает, что уже всё решено в судьбе.
Ему и дела нет до всяких там историй.
Он будет счастлив. Он - играет на трубе.
A splash of street din is heard in the window.
And the sun tickles the cheek.
He does not go for a walk. Zubrite he always scales.
He firmly decided to become a great trumpeter.
He is thirteen. While the passages are rude.
But, apparently, everything is already decided in destiny.
From the mouthpiece copper, his lips turn blue,
cracking his head - but he is playing on the trumpet.
Still coming. You're still not, like, gray.
Do-re-mi-fa-salt. La-si-do-re-mi. Fa-salt-la-si-do.
Fifteen years have passed. He does not give a life's blessing.
But it's hard to guess what awaits him at the end.
On the old jacket glossy smooth lapel.
But on Wednesday there is a concert. Let the ZhEKe - but the concert.
And in a month or two touring in the city of Glazov.
In a compartment with a reserved seat he again repeats himself:
It's absurd to believe that everything happens at once ... & quot;
So he plays the trumpet again.
Still coming. You're still not, like, gray.
Do-re-mi-fa-salt. La-si-do-re-mi. Fa-salt-la-si-do.
Yes, life is like a musical mill. But it's harder to believe,
that he can unlock the violin with a key
all they met, all the locked doors.
And it's harder to be a great trumpeter.
Years fly from the lips. He is already over forty.
And his daughter is already fifteen years old.
The lack of money. With his wife on this ground quarrel.
The daughter has a pack of crumpled cigarettes in her jacket.
Another five years. And now - unexpected luck.
The game - even without billboards - but three times a day.
To his music, everyone is inconsolably crying.
It's no good to bury people in silence.
It happens, in the winter to send everything wants to hell.
The breath of the pipe in the vice takes frost.
He pours alcohol into her copper aorta.
And again Chopin sounds. And do not hold back tears to us ...
A splash of street din is heard in the window.
And the sun tickles the cheek.
He is thirteen. Zubrite he always scales.
He firmly decided to become a great trumpeter.
He stands at the doors of his conservatories.
He knows that everything is already decided in destiny.
He does not even care about stories.
He will be happy. He is playing the trumpet.