Бои ушли. Завесой плотной
плывут туманы вслед врагам,
и снега чистые полотна
расстелены по берегам.
И словно: птица птицу кличет,
тревожа утреннюю стынь.
И бесприютен голос птичий
среди обугленных пустынь.
Он бьется, жалобный и тонкий,
о синеву речного льда,
как будто мать зовет ребенка,
потерянного навсегда.
Кружит он в скованном просторе,
звеня немыслимой тоской,
как будто человечье горе
осталось плакать над рекой.
The fights are gone. Thick curtain
mists float after the enemies
and snow clean canvases
spread out along the banks.
And as if: a bird calls a bird
disturbing the morning shame.
And homeless voice bird
among the charred deserts.
He beats, plaintive and thin,
about the blue of river ice,
as if mother is calling a child,
lost forever.
He whirls in the constrained expanse
ringing unthinkable longing
as if human grief
left crying over the river.