Голова моя стала как пепел седа,
А в душе осталась одна зала.
И век мой прожит, прошли года,
Но снятся мне детские сны иногда...
Казахский аул, знойная жара,
По пыльной дороге штаны закатал.
Я мальчишкой бегу плача и крича,
Ва дада ва дада забери и меня...
Скрипит и грохочет громко арба,
Даду на поле увозит она.
Оставшись один иду к арыку.
До самого вечера я даду жду.
От жары спасаясь мы малыши,
Весь день не выходим из теплой воды.
Черны от загара, от цыпак ноги в крови.
Замерзнув валяемся в дорожной пыли...
Вот солнце укрылось, сумерки пришли.
Голоса пастухов за аулом слышны.
И бежит за околицу мальчишек отряд,
Они собираютя встречать своих дад...
Вот издали вижу я пару коней,
Все также грохочет арба на ней.
Сидит уставший но очень родной,
Мой дада с работы едит домой...
И вот на коленях у деда сижу,
Пахнувший потом я вожжи держу
А дед руками держит меня
И самый счастливый в ауле это я...
My head has become like the ashes of gray hair
And in the soul there was only one hall.
And my century has passed, years have passed
But sometimes I have childhood dreams ...
Kazakh village, sultry heat,
He rolled up his pants along the dusty road.
I'm a boy running crying and screaming
Wa dada wa dada take me too ...
The arba creaks and rumbles loudly
Dada on the field she takes away.
Left alone I go to the canal.
Until the evening I'll give a wait.
We are escaping from the heat babies
All day we do not leave warm water.
Black from a tan, from a chick's legs in blood.
Frozen wallowing in road dust ...
Here the sun has taken refuge, twilight has come.
The voices of the shepherds behind the aul are heard.
And a squad runs behind the boys' outskirts,
They are going to meet their dad ...
From a distance I see a couple of horses,
Everything also rumbles an arba on it.
Sits tired but very dear,
My dada from work is eating home ...
And now I'm sitting on my grandfather’s lap,
Smelling then I hold the reins
And grandfather holds me with his hands
And the happiest in the village is me ...