Мы сидели на приступочке,
Рассуждали о смысле бытия.
Мыслеобразы, став тучами,
Расползались по небу во все края.
В небе тропы давно проторены,
Это небо не то еще видело,
Это эхо тому ль еще вторило,
И вопросов у нас невидимо.
Скажем, в прежнем своем воплощении
Из Пхеньяна я иль Баден Бадена,
Да при тесном, при близком общении
Убоится ли черт Бен Ладена?
И что там Бог отвечал кесарю,
Если кесарь хотел многого?
"На престоле твоем - тесно ли,
Что возжелал моего, Богова?
Мол, заберись да на Землю смотри:
Где в ней золото, где олово...
Вы ж не кесари, вы – косари,
Косы свищут, летят головы!
Оглушили себя трубами,
Окружили себя ратями,
В коих прежде, чем стать трупами,
Именуют себя братьями.
Цвет болотный, всегда в моде он,
Что ж одежда перештопана?
Под ногами лежит Родина,
Вся растерзана, растоптана.
Ох, сыночки мои, на краю
Что за мысли стучат в темечки?
В ту ли землю, от слез горькую,
Вы роняли свои семечки,
В неуемной своей младости,
В неприкрытой своей доблести...
Зачинают детей в радости -
Чтоб растить их потом в горести?
Хоронить до зари затемно,
Место пусть порастет трын-травой,
А земля ведь она – мать она,
Перетерпит опять, не впервой.
Любо ль было ей вас пестовать,
Любо ль было ей вас баловать,
Было вволю на ней места вам,
Оказалось, того мало вам.
Вы ж - от кости ее косточки.
Полно, вами ль она обижена,
То не ваши ль златые звездочки
На груди у нее выжжены?"
Отольются шутам шуточки,
Не спасут чудаков чудеса,
Кто чудом выжил – сидит на приступочке,
Мыслеобразы шлет в небеса.
Мол, в небо тропы давно проторены,
И вопросов всегда невидимо...
Это эхо тому ль еще вторило,
Это небо не то еще видело.
We sat on the bike,
Reasoned about the meaning of being.
Mysleobrazy, becoming clouds,
Crawled across the sky to all parts.
In the sky, the trails have long been defended,
This sky has not yet seen,
This echo still echoed,
And we have invisible questions.
Say, in his previous incarnation
From Pyongyang, I il Baden Baden,
Yes, in close, with close communication
Will the features of Bin Laden be afraid?
And that there God answered Caesar,
If Caesar wanted much?
"On your throne - is it close,
What did he desire, O Godhead?
Like, take care and look at the Earth:
Where is gold in it, where is tin ...
You are not Caesars, you are mowers,
The braids whistle, the heads fly!
They deafened themselves with pipes,
Surrounded themselves with their arms,
In which, before becoming corpses,
They identify themselves as brothers.
The color is marshy, always in vogue,
What clothes are darned?
The Motherland lies under your feet,
All torn to pieces, trampled.
Oh, my little boys, on the edge
What kind of thoughts are they knocking at the temples?
In that land, from bitter tears,
You dropped your seeds,
In his irrepressible youth,
In his undisguised valor ...
Begin children in joy -
To raise them later in grief?
Blind to the dawn of darkness,
Place let it grow with grass-grass,
And the earth is her mother,
He will suffer again, not for the first time.
Either she had to cherish you,
Either she had spoiled you,
There was plenty of room for her in you,
It turned out that you are not enough.
You are from the bone of her bones.
It's enough, she's offended by you,
That's not your golden star
Is she burned on her breast? "
Ottojutsya jesters jokes,
Miracles will not save miracles,
Who miraculously survived - sits on the scent,
Mysleobrazy goes to heaven.
Like, in the sky the trails have long been defended,
And questions are always invisible ...
This echo still echoed,
This sky has not yet seen.