С одесского кичмана
Сорвались два уркана,
Сорвались два уркана в дальний путь -
У Княжеской малины они остановились,
Они остановились отдохнуть.
"Товарищ, товарищ, болят таки мои раны,
Болят таки мои раны в глыбоке -
Одная заживает,
Другая нарываеть,
А третяя открылась на боке."
Товарищ, товарищ, товарищ малохольный,
За что ж мы проливали нашу кровь?
За крашеные губки, коленки ниже юбки,
За эту распроклятую любовь.
Товарищ, товарищ, скажи ж ты моей маме,
Что сын ее погибнул на посте
С винтовкою в рукою и с шашкою в другою,
С улыбкою веселой на усте.
"Товарищ, товарищ, болят таки мои раны,
Болят таки мои раны в глыбоке -
Одная заживает,
Другая нарываеть,
А третяя открылась на боке."
From Odessa Kichman
Two urkans broke,
Two urkans broke into a long journey -
At the Princely raspberry they stopped,
They stopped to rest.
"Comrade, comrade, my wounds do hurt,
My wounds hurt in a lump -
One heals,
Another scream,
And the third one opened on the side. & Quot;
Comrade, mate, malokholnom,
Why are we shed our blood?
For painted lips, knees below the skirt,
For this damnable love.
Comrade, comrade, you tell my mom,
That her son died in fasting
With a rifle in hand and with a sword in the other,
With a cheerful smile on the mouth.
"Comrade, comrade, my wounds do hurt,
My wounds hurt in a lump -
One heals,
Another scream,
And the third one opened on the side. & Quot;