Вошла и Анна Сергеевна. Она села в третьем ряду, и когда Гуров взглянул на нее, то сердце у него сжалось, и он понял ясно, что для него теперь на всем свете нет ближе, дороже и важнее человека; она, затерявшаяся в провинциальной толпе, эта маленькая женщина, ничем не замечательная, с вульгарною лорнеткой в руках, наполняла теперь всю его жизнь, была его горем, радостью, единственным счастьем, какого он теперь желал для себя; и под звуки плохого оркестра, дрянных обывательских скрипок он думал о том, как она хороша. Думал и мечтал.
... как, в сущности, если вдуматься, всё прекрасно на этом свете, всё, кроме того, что мы сами мыслим и думаем, когда забываем о высших целях бытия, о своём человеческом достоинстве.
Anna Sergeevna also came in. She sat in the third row, and when Gurov looked at her, his heart sank, and he understood clearly that now for him there is no closer in the whole world, more expensive and more important than man; She, who was lost in a provincial crowd, this little woman, not wonderful, with a vulgar Lornet woman in her hands, now filled his whole life, was his grief, joy, the only happiness that he now wanted for himself; And to the sounds of a bad orchestra, crashed philistine violins, he thought about how good she was. I thought and dreamed.
... how, in essence, if you think about it, everything is fine in this world, everything except that we ourselves think and think when we forget about the highest goals of being, about our human dignity.