Mil novecientos diecisiete (o 1917)
(Patricio Manns)
A bordo del pasado yo atravesé la tierra,
los mares solitarios, la vastedad salvaje,
un crepúsculo en llamas, los glaciares perfectos,
la dentellada pura del vendaval marítimo,
hasta San Petersburgo, para encontrar a Lenin.
Aquí caminó alzando su expresivo vocablo,
rehizo muchas veces sus múltiples destierros,
palpó el severo musgo de las cadenas muertas
y construyó en su mesa las luces aurorales,
los fértiles racimos de octubre, fértilmente.
El orgulloso visionario,
el gran demiurgo del corazón soviético,
el hondo capitán llamado
a restaurar el orden de la vida,
paciente como una semilla
se propagó sobre el tiempo y la memoria,
se hizo alfabeto orgánico y rebelde,
acrisoló los hornos del deber.
Con él se despertó su pueblo
llenando de altos martillos la mañana.
El trueno rojo de los cantos
se alzó radiante entre ráfagas de nieve.
Y un mar de mástiles ardiendo
hizo estandarte el fuego que rugía,
hizo constante el peso de la aurora,
estableció las leyes del futuro.
Pueblo es la tierra, pueblo la semilla,
pueblo el agua, la siembra,
el viento y el molino;
pueblo es la letra, pueblo la ventana,
la cosecha, la espuela,
el canto y la palabra,
y suyos son los combates,
suyos los deberes
y el derecho incesante de alumbrar la tierra
con el incendio de sus cárceles.
Девятнадцать семнадцать (или 1917 год)
(Патрик Маннс)
На борту прошлого я пересек землю,
одинокие моря, дикие просторы,
пылающие сумерки, прекрасные ледники,
чистый укус морского шторма,
в Санкт-Петербург, чтобы найти Ленина.
Вот он шел, поднимая свое выразительное слово,
он многократно повторял свои многочисленные ссылки,
Он почувствовал суровый мох мертвых цепей
и построил сияние на своем столе,
плодородные грозди октября, плодородные.
Гордый провидец,
великий демиург советского сердца,
глубокий капитан позвал
навести порядок в жизни,
терпеливый как семя
он распространяется во времени и в памяти,
он стал органичным и мятежным алфавитом,
смяли дежурные печи.
Его люди проснулись с ним
наполняя утро высокими молотками.
Красный гром песен
он сиял от снежных шквалов.
И море горящих мачт
Ревущий огонь сделал знамя,
сделал постоянным вес рассвета,
установил законы будущего.
Люди - это земля, люди - семя,
люди вода, посев,
ветер и мельница;
город - это письмо, город - окно,
урожай, шпора,
песня и слово,
и его битвы,
его обязанности
и непрекращающееся право зажечь землю
с поджогом их тюрем.