Lyrics Para-mi - астма
Views
531
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Para-mi - астма, and also a translation of a song with a video or clip.
ну хватит, астма - это дыхание невдыхания, глаукома и горлом ком.
этим воздухом даже и захлебнуться - мало. лучше твоим звонком.
и в шею шоссе, и в колени к аллеям, и внутрь груди
падает замертво голос, которому всегда холодно выходить.
собирая стихи свои в вой, под курткой растекаются плечи,
вот такая моя война - я себя калечу, руки душу в карманах из всей силы, и
полосует воздух музыка, я не видела,но мне говорили:
знаешь, твои затяжки глубже царапин, ключичных ям.
а я и без Хорни и Кьеркегора понимаю,что целуют меня, а не я.
нужно, чтобы от самых простых слов содрогнулось тело,
чтоб электричеством било, чтобы всё твое сразу из-под контроля.
слева всё красное,нежное потеряло форму и набок сбилось.
только тело.пожалуйста, дальше не надо. внутри-то я давно разучилась.
дело мое, быть ли счастливой, вбивать ли татуировки
глазами беззвучными в тело твое. погладили на ночь
ладонь - и снится зажатая в ней другая. не успеваю,
ты понимаешь, не успеваю, и режу свою - чтобы не снилась обнимающая, вторая.
и горькое утро вдохнет тебя и не выдохнет, сколько хочешь
заезженных смс, вытоптанного снега
столько мятого в этом городе и астматиков, и меланхоликов хлора,
а я просто сжимаю гортань, чтобы не разрыдаться тебе в куртку.
это как ты приходишь к друзьям своим, а тебя там и вовсе не ждал никто,
это как ты пишешь о боли, а всем почему-то становится так смешно,
это когда ты в шутку просишь: "уйдем, только когда закончатся сигареты",
а внутри в это время перевернуто, исковеркано, дораздето,
всё до последней нитки вырвано. ты же напротив сидишь, глаза у тебя медовые,
смеёшься и что-то рассказываешь так трогательно, серьезно.
а меня уже поздно гладить по голове, правда, очень поздно,
не разожмется внутри ничего. там кулак, и там очень больно, там очень остро.
это как у всех зонтик, а ты с мокрыми волосами под тихим ливнем.
это как берешь за руку, а она тоже холодная-прехолодная,
это как в человеке прекрасно всё, изумительно,
кроме одного: ты не можешь сделать его счастливым.
я бы правда собрала все стихи свои в вой и выкинула, тетради, даты,
только бы не скулить, только не перееханные поездом лапы,
только не кровь по щекам, по рукам, на свитер и деревянные парты,
только не уезжай от меня так часто, так резко, по делам, к друзьям или там куда-то.
любить - это астма, это когда вместо снега тянутся телефонные провода
тебе внутрь. это когда заедает на каждой клавише,
это когда тебе он уже чуть не кричит "уходи, приелось, не бывает так навсегда",
а ты продолжаешь ему рассказывать ,что без него нет ничего дальше.
и тебя не слышно, шум города выбил всё и допил остаток,
и он чуть ли не с силой вырывает из твоей свою руку, насовсем уезжая.
и ты умираешь вот тут,на этом же самом месте, по грязной подъездной стене сползая,
и даже не по-цветаевски,когда больше глаз слезы, а сухо, и горько,воздух глотая жадно.
и вот как объяснить другому, такому теплому, почему ты как ладонь ледяная и не разжатая,
молчаливая, полная боли и как-то издыхающей пустоты,
как объяснить эту ночь, эту скрученность легких, и что
дыхание невдыхания - это астма.
а дыхание не в дыхание - это я и ты.
это как берешь за руку, а она тоже холодная-прехолодная,
это как у всех зонтик, а ты с мокрыми волосами под тихим ливнем.
это как в человеке прекрасно всё,
кроме одного: ты не можешь сделать его счастливым.
это как ты приходишь к друзьям своим, а тебя там и вовсе не ждал никто,
это как ты пишешь пишешь о боли, а всем почему-то становится так смешно,
это когда ты в шутку просишь: "уйдем, только когда закончатся сигареты",
а внутри в это время перевернуто, исковеркано, дораздето,
всё до последней нитки вырвано
ритмом.
этим воздухом даже и захлебнуться - мало. лучше твоим звонком.
и в шею шоссе, и в колени к аллеям, и внутрь груди
падает замертво голос, которому всегда холодно выходить.
собирая стихи свои в вой, под курткой растекаются плечи,
вот такая моя война - я себя калечу, руки душу в карманах из всей силы, и
полосует воздух музыка, я не видела,но мне говорили:
знаешь, твои затяжки глубже царапин, ключичных ям.
а я и без Хорни и Кьеркегора понимаю,что целуют меня, а не я.
нужно, чтобы от самых простых слов содрогнулось тело,
чтоб электричеством било, чтобы всё твое сразу из-под контроля.
слева всё красное,нежное потеряло форму и набок сбилось.
только тело.пожалуйста, дальше не надо. внутри-то я давно разучилась.
дело мое, быть ли счастливой, вбивать ли татуировки
глазами беззвучными в тело твое. погладили на ночь
ладонь - и снится зажатая в ней другая. не успеваю,
ты понимаешь, не успеваю, и режу свою - чтобы не снилась обнимающая, вторая.
и горькое утро вдохнет тебя и не выдохнет, сколько хочешь
заезженных смс, вытоптанного снега
столько мятого в этом городе и астматиков, и меланхоликов хлора,
а я просто сжимаю гортань, чтобы не разрыдаться тебе в куртку.
это как ты приходишь к друзьям своим, а тебя там и вовсе не ждал никто,
это как ты пишешь о боли, а всем почему-то становится так смешно,
это когда ты в шутку просишь: "уйдем, только когда закончатся сигареты",
а внутри в это время перевернуто, исковеркано, дораздето,
всё до последней нитки вырвано. ты же напротив сидишь, глаза у тебя медовые,
смеёшься и что-то рассказываешь так трогательно, серьезно.
а меня уже поздно гладить по голове, правда, очень поздно,
не разожмется внутри ничего. там кулак, и там очень больно, там очень остро.
это как у всех зонтик, а ты с мокрыми волосами под тихим ливнем.
это как берешь за руку, а она тоже холодная-прехолодная,
это как в человеке прекрасно всё, изумительно,
кроме одного: ты не можешь сделать его счастливым.
я бы правда собрала все стихи свои в вой и выкинула, тетради, даты,
только бы не скулить, только не перееханные поездом лапы,
только не кровь по щекам, по рукам, на свитер и деревянные парты,
только не уезжай от меня так часто, так резко, по делам, к друзьям или там куда-то.
любить - это астма, это когда вместо снега тянутся телефонные провода
тебе внутрь. это когда заедает на каждой клавише,
это когда тебе он уже чуть не кричит "уходи, приелось, не бывает так навсегда",
а ты продолжаешь ему рассказывать ,что без него нет ничего дальше.
и тебя не слышно, шум города выбил всё и допил остаток,
и он чуть ли не с силой вырывает из твоей свою руку, насовсем уезжая.
и ты умираешь вот тут,на этом же самом месте, по грязной подъездной стене сползая,
и даже не по-цветаевски,когда больше глаз слезы, а сухо, и горько,воздух глотая жадно.
и вот как объяснить другому, такому теплому, почему ты как ладонь ледяная и не разжатая,
молчаливая, полная боли и как-то издыхающей пустоты,
как объяснить эту ночь, эту скрученность легких, и что
дыхание невдыхания - это астма.
а дыхание не в дыхание - это я и ты.
это как берешь за руку, а она тоже холодная-прехолодная,
это как у всех зонтик, а ты с мокрыми волосами под тихим ливнем.
это как в человеке прекрасно всё,
кроме одного: ты не можешь сделать его счастливым.
это как ты приходишь к друзьям своим, а тебя там и вовсе не ждал никто,
это как ты пишешь пишешь о боли, а всем почему-то становится так смешно,
это когда ты в шутку просишь: "уйдем, только когда закончатся сигареты",
а внутри в это время перевернуто, исковеркано, дораздето,
всё до последней нитки вырвано
ритмом.
Enough is enough, asthma is the breath of non-inhalation, glaucoma and throat com.
this air is even drowned - a little. better by your call.
and in the neck of the highway, and on your knees to the alleys, and inside the chest
the voice falls dead, which is always cold to go out.
collecting their poems in howl, under the jacket spread their shoulders,
this is my war - I am maiming myself, my hands are in my pockets with all my strength, and
the music strips the air, I did not see, but they told me:
you know, your puffs are deeper than scratches, clavic pits.
and I, without Horney and Kierkegaard, understand that they kiss me, and not me.
it is necessary that the body shudder from the simplest words,
so that electricity is beating to get everything out of control.
on the left all red, tender has lost the form and on the side has got off.
only the body. Please, do not need further. inside, I have long forgotten how.
my business, whether it's happy to drive a tattoo
eyes silenced in your body. pat at night
palm - and dreamed in it is another. I do not have time,
you understand, I do not have time, and I cut mine - so that I do not dream about hugging, the second.
and the bitter morning will breathe you in and not exhale as much as you want
hackneyed sms, trampled snow
so much crumpled in this city and asthmatics, and melancholic chlorine,
and I just squeeze the larynx so as not to burst into your jacket.
this is how you come to your friends, and you there and did not expect no one,
it's like you write about pain, and for some reason it all becomes so funny,
it's when you ask a joke: "We'll leave, only when the cigarettes run out,"
but inside at this time it is turned upside down, warped,
all to the last thread torn. you are sitting opposite, your eyes are honey,
laughing and telling something so touchingly, seriously.
and it's too late to stroke my head, really, it's too late,
It will not unravel inside anything. there is a fist, and there it is very painful, there is very acute.
it's like an umbrella in all, and you with wet hair under a quiet downpour.
it's like taking a hand, and it's also cold-cold,
it's like in a man everything is fine, amazing,
except for one thing: you can not make him happy.
I would really have collected all my poems into a howl and threw out notebooks, dates,
only not to whine, only not pawed by the train,
only not blood on the cheeks, on the hands, on the sweater and wooden desks,
Just do not leave me so often, so abruptly, on business, to friends or there somewhere.
to love is asthma, this is when instead of snow telephone wires
you inside. this is when it eats up on each key,
it's when he almost yells to you. "Leave, pall, it does not happen so forever",
and you continue to tell him that without him there is nothing further.
and you can not hear, the noise of the city knocked everything out and drank the rest,
and he almost with force pulls out of your hand, completely leaving.
and you're dying right here, in the same place, sliding down the dirty driveway,
and not even in Tsvetaeva's, when there are more tears in the eyes, but it's dry and bitter, the air is swallowing greedily.
and that's how to explain to another, so warm, why are you like an ice-cold palm and not unclenched,
silent, full of pain and somehow emptying emptiness,
how to explain this night, this twisting of the lungs, and that
The breath of non-inhalation is asthma.
and breathing is not in the breath - it's me and you.
it's like taking a hand, and it's also cold-cold,
it's like an umbrella in all, and you with wet hair under a quiet downpour.
it's like in a man everything is fine,
except for one thing: you can not make him happy.
this is how you come to your friends, and you there and did not expect no one,
this is how you write you write about the pain, and for some reason it becomes so ridiculous,
it's when you ask a joke: "We'll leave, only when the cigarettes run out,"
but inside at this time it is turned upside down, warped,
everything is torn to the last thread
rhythm.
this air is even drowned - a little. better by your call.
and in the neck of the highway, and on your knees to the alleys, and inside the chest
the voice falls dead, which is always cold to go out.
collecting their poems in howl, under the jacket spread their shoulders,
this is my war - I am maiming myself, my hands are in my pockets with all my strength, and
the music strips the air, I did not see, but they told me:
you know, your puffs are deeper than scratches, clavic pits.
and I, without Horney and Kierkegaard, understand that they kiss me, and not me.
it is necessary that the body shudder from the simplest words,
so that electricity is beating to get everything out of control.
on the left all red, tender has lost the form and on the side has got off.
only the body. Please, do not need further. inside, I have long forgotten how.
my business, whether it's happy to drive a tattoo
eyes silenced in your body. pat at night
palm - and dreamed in it is another. I do not have time,
you understand, I do not have time, and I cut mine - so that I do not dream about hugging, the second.
and the bitter morning will breathe you in and not exhale as much as you want
hackneyed sms, trampled snow
so much crumpled in this city and asthmatics, and melancholic chlorine,
and I just squeeze the larynx so as not to burst into your jacket.
this is how you come to your friends, and you there and did not expect no one,
it's like you write about pain, and for some reason it all becomes so funny,
it's when you ask a joke: "We'll leave, only when the cigarettes run out,"
but inside at this time it is turned upside down, warped,
all to the last thread torn. you are sitting opposite, your eyes are honey,
laughing and telling something so touchingly, seriously.
and it's too late to stroke my head, really, it's too late,
It will not unravel inside anything. there is a fist, and there it is very painful, there is very acute.
it's like an umbrella in all, and you with wet hair under a quiet downpour.
it's like taking a hand, and it's also cold-cold,
it's like in a man everything is fine, amazing,
except for one thing: you can not make him happy.
I would really have collected all my poems into a howl and threw out notebooks, dates,
only not to whine, only not pawed by the train,
only not blood on the cheeks, on the hands, on the sweater and wooden desks,
Just do not leave me so often, so abruptly, on business, to friends or there somewhere.
to love is asthma, this is when instead of snow telephone wires
you inside. this is when it eats up on each key,
it's when he almost yells to you. "Leave, pall, it does not happen so forever",
and you continue to tell him that without him there is nothing further.
and you can not hear, the noise of the city knocked everything out and drank the rest,
and he almost with force pulls out of your hand, completely leaving.
and you're dying right here, in the same place, sliding down the dirty driveway,
and not even in Tsvetaeva's, when there are more tears in the eyes, but it's dry and bitter, the air is swallowing greedily.
and that's how to explain to another, so warm, why are you like an ice-cold palm and not unclenched,
silent, full of pain and somehow emptying emptiness,
how to explain this night, this twisting of the lungs, and that
The breath of non-inhalation is asthma.
and breathing is not in the breath - it's me and you.
it's like taking a hand, and it's also cold-cold,
it's like an umbrella in all, and you with wet hair under a quiet downpour.
it's like in a man everything is fine,
except for one thing: you can not make him happy.
this is how you come to your friends, and you there and did not expect no one,
this is how you write you write about the pain, and for some reason it becomes so ridiculous,
it's when you ask a joke: "We'll leave, only when the cigarettes run out,"
but inside at this time it is turned upside down, warped,
everything is torn to the last thread
rhythm.