Lyrics Martin Reyto - The Raven by Edgar Allan Poe
Views
9
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Martin Reyto - The Raven by Edgar Allan Poe, and also a translation of a song with a video or clip.
Once upon a midnight dreary, while I pondered, weak and weary,
Over many a quaint and curious volume of forgotten lore,
While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,
As of some one gently rapping, rapping at my chamber door.
"'Tis some visitor," I muttered, "tapping at my chamber door-
Only this, and nothing more."
Ah, distinctly I remember it was in the bleak December,
And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor.
Eagerly I wished the morrow;- vainly I had sought to borrow
From my books surcease of sorrow- sorrow for the lost Lenore-
For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore-
Nameless here for evermore.
And the silken sad uncertain rustling of each purple curtain
Thrilled me- filled me with fantastic terrors never felt before;
So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating,
"'Tis some visitor entreating entrance at my chamber door-
Some late visitor entreating entrance at my chamber door;-
This it is, and nothing more."
Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer,
"Sir," said I, "or Madam, truly your forgiveness I implore;
But the fact is I was napping, and so gently you came rapping,
And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door,
That I scarce was sure I heard you"- here I opened wide the door;-
Darkness there, and nothing more.
Deep into that darkness peering, long I stood there wondering,
fearing,
Doubting, dreaming dreams no mortals ever dared to dream before;
But the silence was unbroken, and the stillness gave no token,
And the only word there spoken was the whispered word, "Lenore!"
This I whispered, and an echo murmured back the word, "Lenore!"-
Merely this, and nothing more.
Back into the chamber turning, all my soul within me burning,
Soon again I heard a tapping somewhat louder than before.
"Surely," said I, "surely that is something at my window lattice:
Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore-
Let my heart be still a moment and this mystery explore;-
'Tis the wind and nothing more."
Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and
flutter,
In there stepped a stately raven of the saintly days of yore;
Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he;
But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door-
Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door-
Perched, and sat, and nothing more.
Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling,
By the grave and stern decorum of the countenance it wore.
"Though thy crest be shorn and shaven, thou," I said, "art sure no
craven,
Ghastly grim and ancient raven wandering from the Nightly shore-
Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!"
Quoth the Raven, "Nevermore."
Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly,
Though its answer little meaning- little relevancy bore;
For we cannot help agreeing that no living human being
Ever yet was blest with seeing bird above his chamber door-
Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door,
With such name as "Nevermore."
But the raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only
That one word, as if his soul in that one word he did outpour.
Nothing further then he uttered- not a feather then he fluttered-
Till I scarcely more than muttered, "other friends have flown
before-
On the morrow he will leave me, as my hopes have flown before."
Then the bird said, "Nevermore."
Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken,
"Doubtless," said I, "what it utters is its only stock and store,
Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster
Followed fast and followed faster
Over many a quaint and curious volume of forgotten lore,
While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,
As of some one gently rapping, rapping at my chamber door.
"'Tis some visitor," I muttered, "tapping at my chamber door-
Only this, and nothing more."
Ah, distinctly I remember it was in the bleak December,
And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor.
Eagerly I wished the morrow;- vainly I had sought to borrow
From my books surcease of sorrow- sorrow for the lost Lenore-
For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore-
Nameless here for evermore.
And the silken sad uncertain rustling of each purple curtain
Thrilled me- filled me with fantastic terrors never felt before;
So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating,
"'Tis some visitor entreating entrance at my chamber door-
Some late visitor entreating entrance at my chamber door;-
This it is, and nothing more."
Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer,
"Sir," said I, "or Madam, truly your forgiveness I implore;
But the fact is I was napping, and so gently you came rapping,
And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door,
That I scarce was sure I heard you"- here I opened wide the door;-
Darkness there, and nothing more.
Deep into that darkness peering, long I stood there wondering,
fearing,
Doubting, dreaming dreams no mortals ever dared to dream before;
But the silence was unbroken, and the stillness gave no token,
And the only word there spoken was the whispered word, "Lenore!"
This I whispered, and an echo murmured back the word, "Lenore!"-
Merely this, and nothing more.
Back into the chamber turning, all my soul within me burning,
Soon again I heard a tapping somewhat louder than before.
"Surely," said I, "surely that is something at my window lattice:
Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore-
Let my heart be still a moment and this mystery explore;-
'Tis the wind and nothing more."
Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and
flutter,
In there stepped a stately raven of the saintly days of yore;
Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he;
But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door-
Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door-
Perched, and sat, and nothing more.
Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling,
By the grave and stern decorum of the countenance it wore.
"Though thy crest be shorn and shaven, thou," I said, "art sure no
craven,
Ghastly grim and ancient raven wandering from the Nightly shore-
Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!"
Quoth the Raven, "Nevermore."
Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly,
Though its answer little meaning- little relevancy bore;
For we cannot help agreeing that no living human being
Ever yet was blest with seeing bird above his chamber door-
Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door,
With such name as "Nevermore."
But the raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only
That one word, as if his soul in that one word he did outpour.
Nothing further then he uttered- not a feather then he fluttered-
Till I scarcely more than muttered, "other friends have flown
before-
On the morrow he will leave me, as my hopes have flown before."
Then the bird said, "Nevermore."
Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken,
"Doubtless," said I, "what it utters is its only stock and store,
Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster
Followed fast and followed faster
Однажды в полночь тоскливая, пока я размышлял, слабый и усталый,
Над многими странным и любопытным томом забытых знаний,
Пока я кивнул, почти дремлюя, внезапно появилось постукивание,
На момент осторожного рэпа, стуча в дверь моей камеры.
«Это какой-то посетитель,- пробормотал я,- постучал в дверь моей камеры-
Только это, и ничего более ".
Ах, ясно, я помню, что это было в мрачном декабре,
И каждый отдельный умирающий изгородок подарил на полу своего призрака.
Беспоково я пожелал завтра;
Из моих книг Surcease of Sorrow- за потерянный Ленор-
Для редкой и сияющей девушки, которую называют ангелами Ленор-
Безымянный здесь навсегда.
И шелковая грустная неопределенная шелест каждой фиолетовой занавески
Взволновал меня- наполнил меня фантастическими ужасами никогда раньше;
Так что теперь, чтобы все еще бить моего сердца, я повторился,
"Это какой-то посетитель умоляет вход у моей камеры
Какой-то поздний посетитель умоляет вход у двери моей камеры;-
Это так, и ничего более ".
В настоящее время моя душа стала сильнее; колебаться, тогда больше не,
«Сэр, - сказал я, - или мадам, истинно твое прощение, которое я умоляю;
Но дело в том, что я дремал, и так нежно, что вы пришли, рэпи
И так слабо, ты пришел постукивание, постукивая в дверь моей камеры,
Что я едва ли был уверен, что услышал тебя »- здесь я открыл широкую дверь;-
Тьма там и ничего более.
Глубоко в эту тьму вглянулась, долго я стоял, задаваясь вопросом,
опасаясь,
Сомневается, мечты с мечтами ни один смертные никогда не осмеливались мечтать раньше;
Но молчание было непрерывной, и неподвижность не дала токена,
И единственным словом, произнесенным, было прошептанное слово «Ленор!»
Это я прошептал, и эхо пробормотал слово: «Ленор!»-
Просто это, и ничего более.
Вернувшись в камеру поворота, вся моя душа во мне горит,
Вскоре я снова услышал постукивание несколько громче, чем раньше.
«Конечно, - сказал я, - конечно, это что -то у моей оконной решетки:
Позвольте мне посмотреть, что это такое, и эта загадка исследует-
Пусть мое сердце все еще будет моментом, и эта загадка исследуется;-
«Это ветер и ничего более».
Открыть здесь, я бросил затвор, когда, со многими флиртом и
трепетать,
Там ступнул величественный ворон святых дней прошлых;
Не в последнюю очередь его; ни минуты не остановился и не остался он;
Но с миеном Господа или Леди, расположенной над дверью моей камеры-
Сидел на бюсте палласа чуть выше двери камеры-
Сидя и не больше.
Тогда эта черная птица, которая в улыбающе
Могильской и строгой приличностью лица, который оно носило.
«Хотя твой гребень будет стрижен и брит, ты, - сказал я, - наверняка нет
Крейвен,
Ужасно мрачный и древний ворон блуждает с ночного берега
Скажи мне, как твое господина имя на плутонианском берегу ночи! "
Квот ворон, "никогда".
Много я восхищался этой неуклюжей птицей, чтобы услышать дискурс так явно,
Хотя его ответ мало значения- мало уместного принуждения;
Потому что мы не можем не согласиться с тем, что нет живого человека
Когда-либо еще был благословенный, увидев птицу над дверью его камеры-
Птица или зверь на скульптурный бюст над дверью его камеры,
С таким именем, как "Nevermore".
Но ворон, сидящий одиноким на плодоподобие, только говорил
Это одно слово, как будто его душа в этом одном словом, которое он сделал.
Ничего дальше, чем он произнес- не перо, тогда он трепетал-
Пока я едва не пробормотал, - пролетели другие друзья
до-
На завтра он оставит меня, так как мои надежды летали раньше ».
Тогда птица сказала: «Нельзя».
Поражен в неподвижности, сломанной ответом, так что удачно сказал,
«Несомненно, - сказал я, - то, что он произносит его единственный акции и магазин,
Пойман у какого -то несчастного мастера, которого безжалостная катастрофа
Следовал быстро и последовало быстрее
Над многими странным и любопытным томом забытых знаний,
Пока я кивнул, почти дремлюя, внезапно появилось постукивание,
На момент осторожного рэпа, стуча в дверь моей камеры.
«Это какой-то посетитель,- пробормотал я,- постучал в дверь моей камеры-
Только это, и ничего более ".
Ах, ясно, я помню, что это было в мрачном декабре,
И каждый отдельный умирающий изгородок подарил на полу своего призрака.
Беспоково я пожелал завтра;
Из моих книг Surcease of Sorrow- за потерянный Ленор-
Для редкой и сияющей девушки, которую называют ангелами Ленор-
Безымянный здесь навсегда.
И шелковая грустная неопределенная шелест каждой фиолетовой занавески
Взволновал меня- наполнил меня фантастическими ужасами никогда раньше;
Так что теперь, чтобы все еще бить моего сердца, я повторился,
"Это какой-то посетитель умоляет вход у моей камеры
Какой-то поздний посетитель умоляет вход у двери моей камеры;-
Это так, и ничего более ".
В настоящее время моя душа стала сильнее; колебаться, тогда больше не,
«Сэр, - сказал я, - или мадам, истинно твое прощение, которое я умоляю;
Но дело в том, что я дремал, и так нежно, что вы пришли, рэпи
И так слабо, ты пришел постукивание, постукивая в дверь моей камеры,
Что я едва ли был уверен, что услышал тебя »- здесь я открыл широкую дверь;-
Тьма там и ничего более.
Глубоко в эту тьму вглянулась, долго я стоял, задаваясь вопросом,
опасаясь,
Сомневается, мечты с мечтами ни один смертные никогда не осмеливались мечтать раньше;
Но молчание было непрерывной, и неподвижность не дала токена,
И единственным словом, произнесенным, было прошептанное слово «Ленор!»
Это я прошептал, и эхо пробормотал слово: «Ленор!»-
Просто это, и ничего более.
Вернувшись в камеру поворота, вся моя душа во мне горит,
Вскоре я снова услышал постукивание несколько громче, чем раньше.
«Конечно, - сказал я, - конечно, это что -то у моей оконной решетки:
Позвольте мне посмотреть, что это такое, и эта загадка исследует-
Пусть мое сердце все еще будет моментом, и эта загадка исследуется;-
«Это ветер и ничего более».
Открыть здесь, я бросил затвор, когда, со многими флиртом и
трепетать,
Там ступнул величественный ворон святых дней прошлых;
Не в последнюю очередь его; ни минуты не остановился и не остался он;
Но с миеном Господа или Леди, расположенной над дверью моей камеры-
Сидел на бюсте палласа чуть выше двери камеры-
Сидя и не больше.
Тогда эта черная птица, которая в улыбающе
Могильской и строгой приличностью лица, который оно носило.
«Хотя твой гребень будет стрижен и брит, ты, - сказал я, - наверняка нет
Крейвен,
Ужасно мрачный и древний ворон блуждает с ночного берега
Скажи мне, как твое господина имя на плутонианском берегу ночи! "
Квот ворон, "никогда".
Много я восхищался этой неуклюжей птицей, чтобы услышать дискурс так явно,
Хотя его ответ мало значения- мало уместного принуждения;
Потому что мы не можем не согласиться с тем, что нет живого человека
Когда-либо еще был благословенный, увидев птицу над дверью его камеры-
Птица или зверь на скульптурный бюст над дверью его камеры,
С таким именем, как "Nevermore".
Но ворон, сидящий одиноким на плодоподобие, только говорил
Это одно слово, как будто его душа в этом одном словом, которое он сделал.
Ничего дальше, чем он произнес- не перо, тогда он трепетал-
Пока я едва не пробормотал, - пролетели другие друзья
до-
На завтра он оставит меня, так как мои надежды летали раньше ».
Тогда птица сказала: «Нельзя».
Поражен в неподвижности, сломанной ответом, так что удачно сказал,
«Несомненно, - сказал я, - то, что он произносит его единственный акции и магазин,
Пойман у какого -то несчастного мастера, которого безжалостная катастрофа
Следовал быстро и последовало быстрее