Когда усталость валит с ног и спится на ходу,
Когда молчит дверной звонок и чай не греет,
И даже мой любимый пёс, поджав свой хвост,
Добра не ждёт.
Я, вспомнив правила игры, на улицу иду,
Мой магазин всегда открыт, в нём есть портвейн -
Вино давно ушедших лет, когда отец платил за свет
Тридцатку в самый тёмный год.
Припев:
Голуби воркуют - слышишь? Сделаю шаг
На затёртой старой крышей старый чердак.
И мурашки по спине - мальчик маленький
В окне улыбнётся мне.
Господи Всемилостивый, это же я!
Может быть, приснилось мне, а может быть, пьян.
Сорок лет почти один лампу тру, как Алладин, -
Может, это джинн?
Бельё просохшее висит, как флаги в ноябре,
А город с крыши так красив - ума лишиться.
Ты скоро про него споёшь, чумазый питерский гаврош,
Сжимая гриф, как финский нож.
И будешь долго у небес с признанием рости,
До той поры пока тебе не стукнет тридцать.
Что заболтался я, пора мне покидать своё вчера,
Ну что ж, прощай, ни пуха ни пера.
When fatigue pits with legs and sleep on the go,
When the doorbell is silent and tea does not warm,
And even my favorite dog, pursing my tail,
Good does not expect.
I remember the rules of the game, I go to the street,
My store is always open, there is a port in it -
The wine has long gone when the father paid for the light
Thirty in the same year.
Chorus:
Pigeons welcome - do you hear? Make a step
On the seamless old roof the old attic.
And goosebumps on the back - a little boy
In the window will smile at me.
Lord is all-air, it's me!
Maybe dreamed of me, and maybe drunk.
Forty years almost one lamp tru, like Aladdin, -
Maybe this is genie?
Lingerie is trying to hang like flags in November,
And the city from the roof is so beautiful - the mind will lose.
You will soon be about it, the Chumazy St. Petersburg Gavrosh,
Squeezing the vulture as the Finnish knife.
And you will have a long time at the Heaven with the recognition of the rost
Until then, while you do not knock on thirty.
What I got sick, it's time for me to leave my yesterday,
Well, for goodbye, nor fluff is not a pen.