А Бог - не сердится, что гул богохулений
В благую высь идет из наших грешных стран?
Он, как пресыщенный, упившийся тиран,
Спокойно спит под шум проклятий и молений.
Для сладострастника симфоний лучших нет,
Чем стон замученных и корчащихся в пытке,
А кровью, пролитой и льющейся в избытке,
Он все еще не сыт за столько тысяч лет.
- Ты помнишь, Иисус, тот сад, где в смертной муке
Молил ты, ниц упав, доверчив, как дитя,
Того, кто над тобой смеялся день спустя,
Когда палач гвоздем пробил святые руки,
И подлый сброд плевал в божественность твою,
И жгучим тернием твое чело венчалось,
Где Человечество великое вмещалось,
Мечтавшее людей сплотить в одну семью,
И тяжесть мертвая истерзанного тела
Томила рамена, и, затекая в рот,
Вдоль помертвелых щек струились кровь и пот
А чернь, уже глумясь, на казнь твою глядела
Ужель не вспомнил ты, как за тобою вслед,
Ликуя, толпы шли, когда к своей столице
По вайям ехал ты на благостной ослице -
Свершить начертанный пророками завет,
Как торгашей бичом из храма гнал когда-то
И вел людей к добру, бесстрашен и велик?
Не обожгло тебя Раскаянье в тот миг,
Опередив копье наемного солдата?
- Я больше не могу! О, если б, меч подняв
Я от меча погиб! Но жить - чего же ради
В том мире, где мечта и действие в разладе!
От Иисуса Петр отрекся... Он был прав.
But God - not angry that the hum of blasphemy
In good heights comes from our sinful countries?
He, like a satiated, drunk tyrant,
He sleeps calmly to the sound of curses and prayers.
There are no better symphonies for the voluptuous,
Than the groan of the tortured and writhing in torture
And with blood spilled and pouring in excess
He's still not fed up for so many thousands of years.
- Do you remember, Jesus, that garden where in mortal torment
You prayed, prostrated, trusting, like a child,
The one who laughed at you a day later
When the executioner pierced the holy hands with a nail,
And the vile rabble spit in your divinity
And your brow was crowned with burning thorns,
Where great mankind fit
Dreaming of rallying people into one family,
And the dead weight of a tormented body
Tomila ramen, and, flowing into his mouth,
Blood and sweat flowed along the dead cheeks
And the mob, already mocking, looked at your execution
You really didn’t remember how after you followed
Jubilant, the crowds walked when to their capital
On wyyam you rode on a blessed donkey -
To fulfill the covenant drawn by the prophets,
As a mercenary scourge from the temple I once drove
And led people to good, fearless and great?
Remorse did not burn you at that moment
Ahead of the spear of a hired soldier?
- I can not do it anymore! Oh, if holding up the sword
I died from the sword! But to live - what for
In a world where dream and action are at odds!
Peter denied Jesus ... He was right.