Бледнеет лик скорбящей лунной девы,
Надежды нитей сеть так призрачно легка.
Но твой рассвет последний идеален,
А потому печаль моя сладка.
Остановись же, время, будь неспешно!
Как мне, скажи, твой быстрый ход унять?
Я не боюсь позора пораженья,
Мне слишком скоро станет нечего терять.
Наступит день, и с ним придет решенье,
Которое, увы, не мне менять.
Ты не простишь мне, но надеюсь, верю,
Что не простить сумеешь, а понять.
Остановись же, время, будь неспешно!
Как мне, скажи, твой быстрый ход унять?
Я не боюсь позора пораженья,
Мне слишком скоро станет нечего терять.
Окрасил сон лицо твоё улыбкой.
И первый солнца луч прильнёт к тебе, дрожа.
Хочу бежать, но лишь склоняюсь ниже,
Перед тобой немой ответ держа.
Остановись же, время, будь неспешно!
Как мне, скажи, твой быстрый ход унять?
Я не боюсь позора пораженья,
Мне слишком скоро станет нечего терять.
Душа поспорит с разумом и волей,
В бессилии крича: «Остановитесь!»
Но время беспощадно, спор бесплоден…
И на устах моих молитва: «Vae victus».
The face of the grieving moon-maiden turns pale,
Hope the thread network is so ghostly light.
But your last dawn is perfect,
Therefore, my sorrow is sweet.
Stop, time, be slowly!
How can I tell your quick move to appease?
I am not afraid of the shame of defeat,
I will soon have nothing to lose.
The day will come, and the decision will come with it,
Which, alas, is not for me to change.
You will not forgive me, but I hope, I believe
What you can not forgive, but to understand.
Stop, time, be slowly!
How can I tell your quick move to appease?
I am not afraid of the shame of defeat,
I will soon have nothing to lose.
Painted a dream your face smile.
And the first ray of the sun will cling to you, trembling.
I want to run, but just leaning lower
Before you dumb answer holding.
Stop, time, be slowly!
How can I tell your quick move to appease?
I am not afraid of the shame of defeat,
I will soon have nothing to lose.
The soul will argue with reason and will,
In impotence shouting: “Stop!”
But time is merciless, the argument is fruitless ...
And on my lips a prayer: “Vae victus”.