Клён ты мой опавший, клён заледенелый,
Что стоишь нагнувшись под метелью белой.
Или что увидел, или что услышал,
Словно за деревню погулять ты вышел.
И как пьяный сторож, выйдя на дорогу,
Утонул в сугробе, приморозил ногу.
Ах, и сам я нынче что-то стал нестойкий,
Не дойду до дому с дружеской попойки.
Там он встретил вербу, там сосну приметил,
Напевал им песни под метель о лете.
Сам себе казался я таким же клёном,
Только не опавшим, а вовсю зелёным.
И утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую обнимал березку.
Как жену чужую обнимал березку.
You are my maple-fallen maple, the maple is frozen,
What are you standing bending under a snowstorm white.
Or what I saw, or what I heard,
As if for a walk you left the village.
And as a drunk watchman, going out on the road,
Drowned in the snow, froze his foot.
Ah, and now I myself have become something unstable,
I will not reach the house with a friendly booze.
There he met a willow, there he noticed a pine,
He sang songs for a blizzard about summer.
Itself seemed to me the same maple,
Only not fallen down, but with might and main green.
And having lost modesty, having become stupid in a board,
As a strange wife embraced a birch tree.
As a strange wife embraced a birch tree.