В одном доме жили две девочки - Рукодельница да Ленивица, а при них
нянюшка.
Рукодельница была умная девочка: рано вставала, сама, без нянюшки,
одевалась, а вставши с постели, за дело принималась: печку топила, хлебы
месила, избу мела, петуха кормила, а потом на колодец за водой ходила.
А Ленивица меж тем в постельке лежала, потягивалась, с боку на бок
переваливалась, уж разве наскучит лежать, так скажет спросонья: "Нянюшка,
надень мне чулочки, нянюшка, завяжи башмачки", а потом заговорит: "Нянюшка,
нет ли булочки?". Встанет, попрыгает, да и сядет к окошку мух считать: сколько
прилетело да сколько улетело. Как всех пересчитает Ленивица, так уж и не
знает, за что приняться и чем бы заняться; ей бы в постельку - да спать не
хочется; ей бы покушать - да есть не хочется; ей бы к окошку мух считать - да
и то надоело. Сидит, горемычная, и плачет да жалуется на всех, что ей скучно,
как будто в том другие виноваты.
Между тем Рукодельница воротится, воду процедит, в кувшины нальет; да еще
какая затейница: коли вода нечиста, так свернет лист бумаги, наложит в нее
угольков да песку крупного насыплет, вставит ту бумагу в кувшин да нальет в
нее воды, а вода-то знай проходит сквозь песок да сквозь уголья и каплет в
кувшин чистая, словно хрустальная; а потом Рукодельница примется чулки вязать
или платки рубить, а не то и рубашки шить да кроить, да еще рукодельную
песенку затянет; и не было никогда ей скучно, потому что и скучать-то было ей
некогда: то за тем, то за другим делом, а тут, смотришь, и вечер - день
прошел.
Two girls lived in the same house - the Needlewoman and the Lenivice, and with them
nanny
The needlewoman was a smart girl: she got up early, herself, without a nanny,
getting dressed and getting out of bed, getting down to business: the stove was heating, bread
Knead, a chalk hut, a rooster fed, and then went to the well for water.
And Lenizvitsa, meanwhile, lay in bed, indulged, from side to side
waddled over, it really bored to lie, so say when you get woken up: "Nanny,
put on my stockings, nanny, tie up the shoes & quot; and then speak: & quot; Nanny,
are there any buns? & quot; Will rise, jump, and sit down to the window of the flies to count: how many
flew so much flew. As everyone counts Lenizvitsa, so and not
knows what to embark on and what to do; she would be in bed - but not sleep
I want to; she would eat - yes, I do not want to eat; she would take the fly to the window - yes
and that bothered. He sits miserable and cries and complains at all that she is bored,
as if others are to blame.
In the meantime, the Needlewoman turns back, strains the water, pours into the jugs; moreover
what a dinky: if the water is unclean, so roll a sheet of paper, put in it
of coals and coarse sand, put the paper in the jug and pour it into
it is water, and water, know, it passes through sand and through coal and drops in
the jar is clean, like a crystal; and then the Needlewoman will take stockings to knit
or cut handkerchiefs, and not even sew shirts and tailoring, and even handmade
a little song will tighten; and she was never bored because she was bored too
there is no time: now for that, then for another matter, and here, you look, and evening is day
passed