КИНЕМАТОГРАФ
Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль -
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Я не сразу замечаю, как проигрываешь ты
от нехватки ярких красок, от невольной немоты.
Ты кричишь еще беззвучно. Ты берешь меня сперва
выразительностью жестов, заменяющих слова.
И спешат твои актеры, все бегут они, бегут -
по щекам их белым-белым слезы черные текут.
Я слезам их черным верю, плачу с ними заодно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Ты накапливаешь опыт и в теченье этих лет,
хоть и медленно, а все же обретаешь звук и цвет.
Звук твой резок в эти годы, слишком грубы голоса.
Слишком красные восходы. Слишком синие глаза.
Слишком черное от крови на руке твоей пятно…
Жизнь моя, начальный возраст, детство нашего кино!
А потом придут оттенки, а потом полутона,
то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана.
А потом и эта зрелость тоже станет в некий час
детством, первыми шагами тех, что будут после нас
жить, участвовать в событьях, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино!
Я люблю твой свет и сумрак – старый зритель, я готов
занимать любое место в тесноте твоих рядов.
Но в великой этой драме я со всеми наравне
тоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне.
Даже если где-то с краю перед камерой стою,
даже тем, что не играю, я играю роль свою.
И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,
как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,
потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль.
И над собственною ролью плачу я и хохочу.
То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу.
То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно,
жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
CINEMA
This city. It is too early. Half dark, half light.
And then on the roofs of the sun, but on the walls yet.
And then suddenly a window in the wall lights up.
The sound of the piano appears. The movie begins.
And he came to, and swung, the terrestrial ball began to spin.
Ah, the mechanic, for God's sake, what are you doing with me!
This ray, straight and sharp, this light strip
makes me cry and laugh for two hours,
be a participant in events, drink, love, go to the bottom ...
My life, cinematography, black and white cinema!
Who wrote the script? What a strange dreamer
this equally brilliant and insane director?
How freely he mounts different pieces
rejoicing and despair, fun and anguish!
He does not forgive the actor for a poorly played role -
whether it's a comic or a tragedian, whether it's a joke or a king.
Oh, how difficult, how beautifully acting is the face
in this drama, where only something between the beginning and the end
two hours, or even less, only one moment ...
My life, cinematography, black and white cinema!
I do not immediately notice how you lose
from lack of bright colors, from involuntary dumbness.
You shout still soundlessly. You take me first
expressive gestures that replace words.
And your actors are rushing, they are all running, running -
On the cheeks of their white-white tears black flow.
I believe in their tears to black ones, I cry with them at the same time ...
My life, cinematography, black and white cinema!
You accumulate experience and in the flow of these years,
although slowly, but still find a sound and color.
Your sound is harsh in these years, too rude voices.
Too red sunrises. Too blue eyes.
Too black with blood on your hand is a spot ...
My life, the initial age, the childhood of our cinema!
And then shades will come, and then a semitone,
that ability, that freedom, that only maturity is given.
And then this maturity will also be in one hour
childhood, the first steps of those that will follow us
live, participate in events, drink, love, go to the bottom ...
My life, my color, panoramic cinema!
I love your light and dusk - the old spectator, I'm ready
occupy any place in the crowdedness of your ranks.
But in this great drama, I'm on par with everyone
Also, in effect, I play the part that has come to me.
Even if somewhere on the edge in front of the camera I stand,
even by the fact that I do not play, I play my part.
And, participating in the plot, I look from the side,
how my moments flow, my years, my dreams,
How this thread is intertwined with others,
where already to me, to regret, nothing to change,
because in this drama, whether you're a jester or a king,
twice do not play a role, only play a role.
And I'm crying over my own role.
What I see, with what I saw, I want to put it together.
What I saw, with what I know, help to tie in one,
my life, cinematography, black and white cinema!