Эх, мама, мама, ты меня пожалуйста прости,
Что не в тебя пошёл и не в папу
И в детстве, сбившись с истинного, верного пути,
Я укатил с ворами по этапу.
Я видимо по жизни, мама, был крестом твоим,
И ты его тащила на Голгофу.
То обыск с понятыми, то в бега подался сын,
То жалобы с [bad word] на работу.
Этапные вагоны куда-то вдаль бегут,
Я далеко от дома, и к ужину не ждут,
Тому причины веские – ведь я теперь ЗК,
Смотрю на перелески сквозь решки тройника.
Ах эта материнская, безгрешная любовь,
Здоровье гробили на нас вы столько,
А мы, не сознавая, причиняли боль вам вновь,
Валяясь в спецприёмниках на койках.
Но вы терпели, ждали, не бросали в трудный час
И нет на свете преданней вас женщин.
Эх, сколько слёз пролилося из самых светлых глаз,
Наверно, моря Чёрного не меньше.
Этапные вагоны на рельсах дребезжат,
Как это всё знакомо, как хочется бежать,
И муторно на сердце, и грустно на душе,
«Открой, начальник дверцу!» - охота крикнуть мне.
Мамуля, ты меня за все страданья извини,
Что причинил тебе, не сознавая,
За ту печаль и грусть, за эти пасмурные дни,
Когда над мной нависла доля злая.
В мусарне расторопные метались опера,
Рябой следак пять папок дел нашлёпал,
Я вышел в май цветущий из народного суда,
Да только под охраной и со сроком.
Этапные вагоны уносит паровоз,
Хоть тяжко мне без дома, но на лице нет слёз.
Тюремная одёжка, дощатая кровать,
И где-то у окошка грустит старушка-мать.
Oh, mom, mom, you please forgive me,
What did not go into you and not to dad
And in childhood, having lost the true, right path,
I drove off with the thieves.
I'm probably in life, Mom, was your cross,
And you dragged him to Calvary.
That search with the witnesses, then the son,
That complaints from [bad word] to work.
Stage cars are running somewhere far away,
I am far from home, and do not wait for supper,
That's why the reasons are weighty - after all, I am now ZK,
I look at the copses through the tips of the tee.
Oh, this motherly, sinless love,
The health has ruined us so much,
And we, unaware, hurt you again,
Lying in the spetspriemnikah on bunks.
But you endured, waited, did not throw in a difficult hour
And there are no women more faithful than you.
Oh, how many tears spilled from the brightest eyes,
Probably, the Black Sea is not less.
Stage cars on the rails rattled,
How it's all familiar, how you want to run,
And dreary at heart, and sad at heart,
"Open, the chief of the door!" - the desire to shout to me.
Mamula, you are sorry for me for all the suffering,
What I did to you, unconscious,
For that sadness and sadness, for these cloudy days,
When the share of evil was over me.
In the mansions of the quick opera,
Furdy sledak five files of cases slapped,
I went out in May blooming from the people's court,
Yes, only under guard and with a deadline.
Step cars carry away a locomotive,
Though it's hard for me without a home, but there are no tears on my face.
Prison clothes, a wooden bed,
And somewhere at the window the old mother is sad.