Lyrics Валентин Клементьев - Николай Тряпкин - Стихи о борьбе с религией
Views
72
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Валентин Клементьев - Николай Тряпкин - Стихи о борьбе с религией, and also a translation of a song with a video or clip.
Стихи о борьбе с религией
Раз приходит отец – вечерком, с трудового ристанья,
Покрутил моё ухо и чуть посвистал «Ермака».
«Ты слыхал, удалец? Получил я сегодня заданье –
Завтра храм разгружать. Пресвятых раскулачим слегка».
«А что будет потом?» – «А потом-то кратки уже сборы:
С полутонны взрывчатки – и вихорь к седьмым небесам.
Заходи-ка вот завтра. Заглянешь там в Божьи каморы.
Покопаешься в книгах. Сварганю что-либо и сам».
А во мне уже юность звенела во все сухожилья
И взывала к созвездьям и к вечным скрижалям земли.
А за полем вечерним, расправив закатные крылья,
Византийское чудо сияло в багряной пыли.
Я любил эти главы, взлетавшие к высям безвестным,
И воскресные звоны, и свист неуёмных стрижей.
Этот дедовский храм, украшавший всю нашу окрестность
И всю нашу юдоль освящавший короной своей!
Пусть не чтил я святых и, на церковь взглянув, не крестился,
Но, когда с колокольни звала голосистая медь,
Заходил я в притвор, и смиренно в дверях становился,
И смотрел в глубину, погружённую в сумрак на треть.
Замирала душа, и дрожало свечное мерцанье,
А гремящие хоры свергали волну за волной.
И всё чудилось мне, что ступил я в предел Мирозданья
И что вечность сама возжигала огни предо мной.
Нет, не с Богом я был и не в храме стоял деревенском,
И душа замирала совсем под другим вольтажом.
Эти вещие гимны, летящие к высям вселенским!
Это бедное сердце, омытое лучшим дождём!..
И пришёл я туда – посмотреть на иную заботу!
Не могу и теперь позабыть той печальной страды, –
Как отцовские руки срывали со стен позолоту,
Как отцовский топор оставлял на иконах следы.
Изломали алтарь, искрошили паркетные плиты,
И горчайшая пыль закрывала все окна кругом.
И стояли у стен наши скорбные тётки Улиты,
Утирая слезу бумазейным своим лоскутком.
А потом я смотрел, как дрожали отцовские руки,
Как напарник его молчаливо заглатывал снедь…
Ничего я не взял, ни единой припрятанной штуки,
И смотрел по верхам, чтобы людям в глаза не смотреть.
Я любил эти своды, взлетавшие к высям безвестным,
И воскресные хоры, и гулы со всех ступеней…
Этот дедовский храм, возведённый строителем местным
И по грошику собранный в долах Отчизны моей!
И смотрел я туда, где сновало стрижиное племя,
Залетая под купол, цепляясь за каждый карниз.
И не знал я тогда, что запало горчайшее семя
В это сердце моё, что грустило у сваленных риз.
И промчатся года, и развеется сумрак незнанья,
И припомнится всё – этот храм, и топор, и стрижи, –
И про эти вот стены сложу я вот это сказанье
И высокую Песнь, что споётся у этой межи.
Пусть послухает внук – и на деда не смотрит столь криво:
Хоть и робок бывал, а любил всё же правду старик!..
Ты прости меня, Боже, за поздние эти порывы
И за этот мой горестный крик.
Стихотворение Николая Тряпкина в прочтении народного артиста России Валентина Клементьева. видео подготовлено Бюро пропаганды художественной литературы СП России реж.И.Панкова. музыка И.С.Баха
Раз приходит отец – вечерком, с трудового ристанья,
Покрутил моё ухо и чуть посвистал «Ермака».
«Ты слыхал, удалец? Получил я сегодня заданье –
Завтра храм разгружать. Пресвятых раскулачим слегка».
«А что будет потом?» – «А потом-то кратки уже сборы:
С полутонны взрывчатки – и вихорь к седьмым небесам.
Заходи-ка вот завтра. Заглянешь там в Божьи каморы.
Покопаешься в книгах. Сварганю что-либо и сам».
А во мне уже юность звенела во все сухожилья
И взывала к созвездьям и к вечным скрижалям земли.
А за полем вечерним, расправив закатные крылья,
Византийское чудо сияло в багряной пыли.
Я любил эти главы, взлетавшие к высям безвестным,
И воскресные звоны, и свист неуёмных стрижей.
Этот дедовский храм, украшавший всю нашу окрестность
И всю нашу юдоль освящавший короной своей!
Пусть не чтил я святых и, на церковь взглянув, не крестился,
Но, когда с колокольни звала голосистая медь,
Заходил я в притвор, и смиренно в дверях становился,
И смотрел в глубину, погружённую в сумрак на треть.
Замирала душа, и дрожало свечное мерцанье,
А гремящие хоры свергали волну за волной.
И всё чудилось мне, что ступил я в предел Мирозданья
И что вечность сама возжигала огни предо мной.
Нет, не с Богом я был и не в храме стоял деревенском,
И душа замирала совсем под другим вольтажом.
Эти вещие гимны, летящие к высям вселенским!
Это бедное сердце, омытое лучшим дождём!..
И пришёл я туда – посмотреть на иную заботу!
Не могу и теперь позабыть той печальной страды, –
Как отцовские руки срывали со стен позолоту,
Как отцовский топор оставлял на иконах следы.
Изломали алтарь, искрошили паркетные плиты,
И горчайшая пыль закрывала все окна кругом.
И стояли у стен наши скорбные тётки Улиты,
Утирая слезу бумазейным своим лоскутком.
А потом я смотрел, как дрожали отцовские руки,
Как напарник его молчаливо заглатывал снедь…
Ничего я не взял, ни единой припрятанной штуки,
И смотрел по верхам, чтобы людям в глаза не смотреть.
Я любил эти своды, взлетавшие к высям безвестным,
И воскресные хоры, и гулы со всех ступеней…
Этот дедовский храм, возведённый строителем местным
И по грошику собранный в долах Отчизны моей!
И смотрел я туда, где сновало стрижиное племя,
Залетая под купол, цепляясь за каждый карниз.
И не знал я тогда, что запало горчайшее семя
В это сердце моё, что грустило у сваленных риз.
И промчатся года, и развеется сумрак незнанья,
И припомнится всё – этот храм, и топор, и стрижи, –
И про эти вот стены сложу я вот это сказанье
И высокую Песнь, что споётся у этой межи.
Пусть послухает внук – и на деда не смотрит столь криво:
Хоть и робок бывал, а любил всё же правду старик!..
Ты прости меня, Боже, за поздние эти порывы
И за этот мой горестный крик.
Стихотворение Николая Тряпкина в прочтении народного артиста России Валентина Клементьева. видео подготовлено Бюро пропаганды художественной литературы СП России реж.И.Панкова. музыка И.С.Баха
Verses about the fight against religion
Once the father comes - in the evening, from labor ristana,
He twisted my ear and whistled "Ermak" a little.
"Did you hear, darling? I received today's task -
Tomorrow the temple is unloaded. Blessed are the deformed kulaks. "
"And what will happen next?" - "And then the fees are short:
With half a ton of explosives - and whirlwind to the seventh heaven.
Come in here tomorrow. You will look there in God's gates.
Rummage through the books. Svarganu something and myself. "
And in me already youth rang in all the tendon
And she appealed to the constellations and to the eternal tablets of the earth.
And for the evening field, spreading the sunset wings,
The Byzantine miracle shone in crimson dust.
I loved these chapters, soaring to the unknown,
And the Sunday bells, and the whistling of irrepressible swifts.
This grandfather's temple, adorning our whole neighborhood
And all our vale, sanctifying his crown!
Let not I honor the saints, and when I looked at the church, I was not baptized,
But when, from the bell-tower,
I went into the porch, and humbly stood in the doorway,
And he looked into the depth, submerged in the twilight by a third.
The soul died down, and a candle-blinker trembled,
And the thundering choruses overthrew the wave.
And it all seemed to me that I stepped into the limit of the Universe
And that eternity itself ignited the lights before me.
No, it was not with God that I was or standing in the temple village,
And the soul died down completely under a different voltage.
These prophetic hymns, flying to the universes!
It's a poor heart, bathed in the best rain! ..
And I came there - look at other care!
I can not even now forget that sad suffering, -
As his father's hands tore gold from the walls,
As the father's ax left traces on the icons.
They broke the altar, crushed the parquet slabs,
And the hottest dust covered all the windows around.
And stood by the walls of our sorrowful aunt Ulita,
Wiping a tear with a paper piece of your scrap.
And then I watched my father's hands tremble,
As a partner he silently swallowed the snacks ...
I did not take anything, not a single hidden thing,
And he looked at the top so people would not look into the eyes.
I loved these arches, which flew up to the sky,
And Sunday choirs, and ghouls from all levels ...
This grandfather's temple, erected by the builder of the local
And for a pittance collected in the dolges of my Motherland!
And I looked where the tribe of the tribes was again,
Floating under the dome, clinging to each cornice.
And I did not know then that the hottest seed had sunk
In this heart of mine, that was sad at the dumped garments.
And the years will fly by, and the darkness of ignorance will wither,
And remember everything - this temple, and an ax, and swifts, -
And about these walls I'm going to do
And the high Song that will sing at this border.
Let the grandson obey - and his grandfather does not look so crooked:
Though I was a timid fellow, but I still loved the truth, the old man! ..
Forgive me, God, for these late impulses
And for this my sorrowful cry.
Nikolai Tryapkin's poem in the reading of People's Artist of Russia Valentin Klementyev. The video was prepared by the Bureau of Propaganda of Fiction of the Russian Federation SP Pankova. Music of IS Bach
Once the father comes - in the evening, from labor ristana,
He twisted my ear and whistled "Ermak" a little.
"Did you hear, darling? I received today's task -
Tomorrow the temple is unloaded. Blessed are the deformed kulaks. "
"And what will happen next?" - "And then the fees are short:
With half a ton of explosives - and whirlwind to the seventh heaven.
Come in here tomorrow. You will look there in God's gates.
Rummage through the books. Svarganu something and myself. "
And in me already youth rang in all the tendon
And she appealed to the constellations and to the eternal tablets of the earth.
And for the evening field, spreading the sunset wings,
The Byzantine miracle shone in crimson dust.
I loved these chapters, soaring to the unknown,
And the Sunday bells, and the whistling of irrepressible swifts.
This grandfather's temple, adorning our whole neighborhood
And all our vale, sanctifying his crown!
Let not I honor the saints, and when I looked at the church, I was not baptized,
But when, from the bell-tower,
I went into the porch, and humbly stood in the doorway,
And he looked into the depth, submerged in the twilight by a third.
The soul died down, and a candle-blinker trembled,
And the thundering choruses overthrew the wave.
And it all seemed to me that I stepped into the limit of the Universe
And that eternity itself ignited the lights before me.
No, it was not with God that I was or standing in the temple village,
And the soul died down completely under a different voltage.
These prophetic hymns, flying to the universes!
It's a poor heart, bathed in the best rain! ..
And I came there - look at other care!
I can not even now forget that sad suffering, -
As his father's hands tore gold from the walls,
As the father's ax left traces on the icons.
They broke the altar, crushed the parquet slabs,
And the hottest dust covered all the windows around.
And stood by the walls of our sorrowful aunt Ulita,
Wiping a tear with a paper piece of your scrap.
And then I watched my father's hands tremble,
As a partner he silently swallowed the snacks ...
I did not take anything, not a single hidden thing,
And he looked at the top so people would not look into the eyes.
I loved these arches, which flew up to the sky,
And Sunday choirs, and ghouls from all levels ...
This grandfather's temple, erected by the builder of the local
And for a pittance collected in the dolges of my Motherland!
And I looked where the tribe of the tribes was again,
Floating under the dome, clinging to each cornice.
And I did not know then that the hottest seed had sunk
In this heart of mine, that was sad at the dumped garments.
And the years will fly by, and the darkness of ignorance will wither,
And remember everything - this temple, and an ax, and swifts, -
And about these walls I'm going to do
And the high Song that will sing at this border.
Let the grandson obey - and his grandfather does not look so crooked:
Though I was a timid fellow, but I still loved the truth, the old man! ..
Forgive me, God, for these late impulses
And for this my sorrowful cry.
Nikolai Tryapkin's poem in the reading of People's Artist of Russia Valentin Klementyev. The video was prepared by the Bureau of Propaganda of Fiction of the Russian Federation SP Pankova. Music of IS Bach