Кровью плакали наши реки, гибли братья мои в боях,
Ох, и много на белом свете пепла серого на полях!
Сеют, сеют свинец солдаты, всажен в землю лихой запал.
Ох, и много наш век двадцатый черных холмиков накопал!
Это было, все это было, было, было – я все скажу!
Землю горем людским знобило, я по этой земле хожу.
Я хожу по земле, а где-то тоже топчет весной траву
Человек, расстрелявший гетто, мой Смоленск и мою Литву.
Что он видит во сне, убийца, может, ждет по ночам гонца.
Лица, лица, дымятся лица и видениям нет конца.
И не смею я жить спокойно, спать спокойно, спокойно петь,
Если он сочиняет войны и тайком посылает смерть!
Our rivers wept with blood, my brothers died in battles,
Oh, and a lot of white ash gray in the fields!
Sow, sow the soldiers, lead, is sunk into the ground dashing fuse.
Oh, and a lot of our twentieth century black mounds dug!
It was, all this was, was, was - I will say everything!
The earth was shivering with human grief, I walk this earth.
I walk on the ground, but somewhere also tramples on spring grass
The man who shot the ghetto, my Smolensk and my Lithuania.
What he sees in a dream, a murderer, maybe waiting for a messenger at night.
Faces, faces, smoking faces and visions have no end.
And I dare not live peacefully, sleep peacefully, calmly sing,
If he writes wars and secretly sends death!