Землянка проводами нашпигована,
Десятки мониторов, как сетчатка насекомого.
И на экранах копошатся незнакомые
Букашки-пешеходы, безучастные, как роботы.
Он входит, не включая свет; он начальник здесь.
Он ставит чай и предпочитает для начала сесть.
Ведь он уже не молод, опыт за плечами есть.
И, с каждым годом, он все чаще ощущает смерть.
Зато перед его очами - вся людская сеть,
Вся людская суть;
Камеры вещают и вращается земная твердь.
Блика в зрачках не счесть :
Он верховный наблюдатель а это большая честь.
И он сидит перед светящейся стеной
Из дисплеев. Застывший, будто ящерица в зное,
И глазеет; другому было страшно и темно.
Он уставившись чудно таращится в бездонный телек.
На мониторах : лабиринты, коридоры,
Содомиты, переломы, вечеринки, передозы,
Должники и кредиторы, от элиты до низоты.
За многликую толпою он следит и мониторит.
Где-то трое лбов избивают больного,
надев на него жабо, размалеванного, как клоун.
Где-то хоронят детей образцового детдома,
Но за ними дед в оба глядит из телескопа.
И лишь когда свет фонарей за шторами погаснет,
Он поправляет на рукаве желтую повязку.
И заперев свою землянку, крепко на ночь,
Вдаль уходит, стуча по асфальту белой палочкой.
The dugout is stuffed with wires,
Dozens of monitors, like the insect retina.
And on the screens, unfamiliar
Bugs are pedestrians, indifferent as robots.
He enters, not including the light; He is the boss here.
He puts out tea and prefers to sit down first.
After all, he is no longer young, he has experience behind him.
And, every year, he increasingly experiences death.
But before his eyes - the entire human network,
All human essence;
The cameras broadcast and rotate the earth's firmament.
Blink in the pupils can not be considered:
He is the supreme observer, and it is a great honor.
And he sits in front of the glowing wall
From the displays. Frozen, like a lizard in the heat,
And he's staring; The other was scary and dark.
He stares wonderingly staring at the bottomless telly.
On the monitors: labyrinths, corridors,
Sodomites, fractures, parties, overdoses,
Debtors and creditors, from the elite to the lowland.
For a multitude of people he watches and monitors.
Somewhere, three foreheads beat the patient,
Wearing on him a frog, painted like a clown.
Somewhere children of an exemplary orphanage are buried,
But behind them the grandfather in both looks from a telescope.
And only when the light of the lanterns behind the curtains goes out,
He straightens the yellow bandage on his sleeve.
And locking his dugout, hard at night,
In the distance he leaves, tapping on the asphalt with a white wand.