Сердечная история
Сто раз решал он о любви своей
Сказать ей твердо. Все как на духу!
Но всякий раз, едва встречался с ней,
Краснел и нес сплошную чепуху!
Хотел сказать решительное слово,
Но, как на грех, мучительно мычал.
Невесть зачем цитировал Толстого
Или вдруг просто каменно молчал.
Вконец растратив мужество свое,
Шагал домой, подавлен и потерян.
И только с фотографией ее
Он был красноречив и откровенен.
Перед простым любительским портретом
Он смелым был, он был самим собой.
Он поверял ей думы и секреты,
Те, что не смел открыть перед живой.
В спортивной белой блузке возле сетки,
Прядь придержав рукой от ветерка,
Она стояла с теннисной ракеткой
И, улыбаясь, щурилась слегка.
А он смотрел, не в силах оторваться,
Шепча ей кучу самых нежных слов.
Потом вздыхал:- Тебе бы все смеяться,
А я тут пропадай через любовь!
Она была повсюду, как на грех:
Глаза... И смех - надменный и пьянящий...
Он и во сне все слышал этот смех.
И клял себя за трусость даже спящий.
Но час настал. Высокий, гордый час!
Когда решил он, что скорей умрет,
Чем будет тряпкой. И на этот раз
Без ясного ответа не уйдет!
Средь городского шумного движенья
Он шел вперед походкою бойца.
Чтоб победить иль проиграть сраженье,
Но ни за что не дрогнуть до конца!
Однако то ли в чем-то просчитался,
То ли споткнулся где-то на ходу,
Но вновь краснел, и снова заикался,
И снова нес сплошную ерунду.
- Ну вот и все! - Он вышел на бульвар,
Достал портрет любимой машинально,
Сел на скамейку и сказал печально:
- Вот и погиб "решительный удар"!
Тебе небось смешно. Что я робею.
Скажи, моя красивая звезда:
Меня ты любишь? Будешь ли моею?
Да или нет?- И вдруг услышал:- Да!
Что это, бред? Иль сердце виновато?
Иль просто клен прошелестел листвой?
Он обернулся: в пламени заката
Она стояла за его спиной.
Он мог поклясться, что такой прекрасной
Еще ее не видел никогда.
- Да, мой мучитель! Да, молчун несчастный!
Да, жалкий трус! Да, мой любимый! Да!
Heart story
A hundred times he decided about his love
Tell her firmly. Everything is on your mind!
But every time I barely met her,
He blushed and carried solid rubbish!
I wanted to say a strong word
But, as a sin, painfully moaned.
Ignorant why quoted Tolstoy
Or suddenly, just stone was silent.
I spent my courage completely
Chagall home, depressed and lost.
And only with a photo of her
He was eloquent and outspoken.
In front of a simple amateur portrait
He was brave, he was himself.
He believed her thoughts and secrets
Those that did not dare open to live.
In a sporty white blouse near the grid,
The strand holding with your hand from the breeze
She was standing with a tennis racket
And, smiling, she squinted slightly.
And he watched, unable to tear himself away,
Whispering a bunch of her most tender words.
Then he sighed: - You should all laugh,
And here I am lost through love!
She was everywhere, as to sin:
Eyes ... And laughter - haughty and intoxicating ...
He even heard this laugh in a dream.
And he cursed himself for cowardice, even asleep.
But the hour has come. High, proud hour!
When he decided that he would rather die,
What is a rag. And this time
Without a clear answer will not go away!
Amid the noisy urban traffic
He walked forward with a fighter's gait.
To win or lose the battle,
But never flinch to the end!
However, whether something miscalculated,
Either stumbled somewhere on the move,
But he blushed again, and stuttered again,
And again he carried solid bullshit.
- Well that's all! - He went to the boulevard,
He took a portrait of his beloved mechanically,
He sat down on the bench and said sadly:
- That died & quot; decisive blow & quot ;!
You must be funny. What am I shy of.
Tell me, my beautiful star:
Do you love me? Will you be mine?
Yes or no? - And suddenly I heard: - Yes!
What is this, nonsense? Is the heart guilty?
Or just maple rustling foliage?
He turned around: in the flames of sunset
She stood behind him.
He could have sworn he was so beautiful.
I have never seen her before.
- Yes, my tormentor! Yes, silent unhappy!
Yes, pathetic coward! Yes, my favorite! Yes!