Lyrics Шансон года - Колыма
Views
305
0 people consider the lyrics to be true
0 people consider the lyrics of the song incorrect
The lyrics of the song are provided for your reference Шансон года - Колыма, and also a translation of a song with a video or clip.
На Колыме зима сковала русла рек.
Такой мороз, что даже птицы не летают.
В бараке грязном и холодном старый зек
Лежит на нарах и тихонько умирает.
Прикрыв глаза, не шевелясь и чуть дыша,
Он жизнь свою как книгу страшную листает.
А утомлённая истлевшая душа
Уж рвётся ввысь, но всё никак не улетает.
А вспоминается ему в предсмертном сне
Собачий вой и лязг затворов за спиною.
И как спасаясь от погони по весне,
Бежали с корешем зелёною тайгою.
Потом опять была тюрьма, лесоповал,
Этапы долгие, промёрзшие бараки.
И тот же кореш, что убит был наповал
Заточкой острой, в воровской кровавой драке.
Да как забыть, когда от холода дрожал.
Как от ментовских палок ныли раны,
И как потухшими глазами провожал
В края родные птиц крикливых караваны.
Так бредил он, а ослабевшая рука
В кулак сжималась от тупой, сердечной боли.
И не жалел, что не дотянет до звонка,
Ведь все равно никто не ждёт его на воле.
Опять зима, опять застыли воды рек,
Из строгой зоны, где свобода только снится,
Освободился раньше срока старый зек,
Верней не он, его душа освободилась.
Ругались урки, землю мёрзлую долбя,
С остервенением плевали на мозоли.
Уж ты прими его колымская земля,
Ведь, все равно, никто не ждёт его на воле.
Такой мороз, что даже птицы не летают.
В бараке грязном и холодном старый зек
Лежит на нарах и тихонько умирает.
Прикрыв глаза, не шевелясь и чуть дыша,
Он жизнь свою как книгу страшную листает.
А утомлённая истлевшая душа
Уж рвётся ввысь, но всё никак не улетает.
А вспоминается ему в предсмертном сне
Собачий вой и лязг затворов за спиною.
И как спасаясь от погони по весне,
Бежали с корешем зелёною тайгою.
Потом опять была тюрьма, лесоповал,
Этапы долгие, промёрзшие бараки.
И тот же кореш, что убит был наповал
Заточкой острой, в воровской кровавой драке.
Да как забыть, когда от холода дрожал.
Как от ментовских палок ныли раны,
И как потухшими глазами провожал
В края родные птиц крикливых караваны.
Так бредил он, а ослабевшая рука
В кулак сжималась от тупой, сердечной боли.
И не жалел, что не дотянет до звонка,
Ведь все равно никто не ждёт его на воле.
Опять зима, опять застыли воды рек,
Из строгой зоны, где свобода только снится,
Освободился раньше срока старый зек,
Верней не он, его душа освободилась.
Ругались урки, землю мёрзлую долбя,
С остервенением плевали на мозоли.
Уж ты прими его колымская земля,
Ведь, все равно, никто не ждёт его на воле.
On the Kolyma, winter bound the riverbeds.
Such a frost that even birds do not fly.
In the barracks dirty and cold old zek
Lies on the bunks and quietly dies.
Covering his eyes, without moving or breathing,
He lives his life as a terrible book.
A weary, rotten soul
It's torn skyward, but it still does not fly away.
And he is remembered in his deathbed
Dog howling and clanking of bolts behind the back.
And how to escape the chase in the spring,
They ran with a sidekick in a green taiga.
Then again there was a prison, felling,
Stages of long, frozen barracks.
And the same sidekick that was killed was on the spot
Sharpened sharp, in a thievish bloody fight.
Yes, how to forget, when the cold shook.
As from the mental sticks of the wound,
And as he watched with extinct eyes
In the edge of native birds are loud caravans.
So he raved, and the weakened hand
The fist clenched from dull, heartache.
And he did not regret that he would not reach the call,
After all, no one is waiting for him at will.
Again the winter, the waters of the rivers have frozen again,
From a strict zone, where freedom only dreams,
The old zek was released earlier than the deadline,
It was not he who was more true, his soul was free.
The Urki swore, the land was frozen,
Furiously spit on the calluses.
You should take his Kolyma land,
After all, all the same, no one waits for him on the outside.
Such a frost that even birds do not fly.
In the barracks dirty and cold old zek
Lies on the bunks and quietly dies.
Covering his eyes, without moving or breathing,
He lives his life as a terrible book.
A weary, rotten soul
It's torn skyward, but it still does not fly away.
And he is remembered in his deathbed
Dog howling and clanking of bolts behind the back.
And how to escape the chase in the spring,
They ran with a sidekick in a green taiga.
Then again there was a prison, felling,
Stages of long, frozen barracks.
And the same sidekick that was killed was on the spot
Sharpened sharp, in a thievish bloody fight.
Yes, how to forget, when the cold shook.
As from the mental sticks of the wound,
And as he watched with extinct eyes
In the edge of native birds are loud caravans.
So he raved, and the weakened hand
The fist clenched from dull, heartache.
And he did not regret that he would not reach the call,
After all, no one is waiting for him at will.
Again the winter, the waters of the rivers have frozen again,
From a strict zone, where freedom only dreams,
The old zek was released earlier than the deadline,
It was not he who was more true, his soul was free.
The Urki swore, the land was frozen,
Furiously spit on the calluses.
You should take his Kolyma land,
After all, all the same, no one waits for him on the outside.